Загадки гибели линкора Новороссийск - Борис Никольский

02 часа 30 минут. На аварийный линкор прибыл начальник штаба эскадры с группой офицеров своего штаба. Теперь требуется ответить на вопрос: можно ли было в обстановке, что застал на линкоре Никольский, что-либо кардинально изменить или исправить? Командующий флотом потоками брани обрушивается на Никольского. Из воспоминаний бывшего флагманского артиллериста флота Павла Артюхова, находившегося в это время рядом к командующим, следует, что неоднократно звучало: «Почему люди раздеты и все в грязи? Срочно навести порядок на линкоре!!!» Казалось, кому еще было непонятно, что матросы полураздеты, потому как покидали кубрики по сигналу боевой тревоги, измазаны илом, выброшенным из пробоины. Очередной «десант» флагманских специалистов штаба эскадры, прибывших с Никольским, от греха подальше быстро устремляется на «свои» КП. Каждый из них имел свои плановые таблицы на все случаи жизни и был готов контролировать, учитывать, учить. Казалось бы, самое время не интендантов напрягать, чтобы те доставили на корабль комплекты рабочего платья для переодевания команды, а подняться на ГКП и принять командование аварийным линкором.

При этом — маленькое, но существенное уточнение — среди флагманских специалистов эскадры, прибывших на корабль, не оказалось флагманского механика эскадры — то есть первого и основного советника командира эскадры по вопросам борьбы за живучесть корабля. Оказывается, дома его не застали. Начальник разведки эскадры, в ту пору капитан 2-го ранга Вышленцов оставил воспоминание о той трагической ночи, хотя на аварийном линкоре ему не пришлось побывать. Казалось бы, отчего бывшему флагманскому механику эскадры не написать воспоминаний? Быть может, рассказал бы, где он в ночь был и почему не прибыл на КП эскадры и не выполнил свою боевую функцию при командующем эскадрой. Хоть и с большим опозданием, на линкор прибыл флагманский механик дивизии крейсеров капитан 2-го ранга Бабенко. Казалось бы, что он, бывший командир электромеханической боевой части «Новороссийска», ранее служивший в должности командира дивизиона живучести, окажет существенную помощь своим бывшим подчиненным. Оказывается, только КАЗАЛОСЬ. Это все к тому, что положение Николая Никольского, сразу и решительно не принявшего на себя командование линкором, в дальнейшем только усложнялось и что-либо изменить уже было поздно.

Как должен был поступить в этой ситуации контр-адмирал Никольский? Мог ли он переломить ситуацию, взяв на себя командование гибнущим кораблем? Наделенный (?) правом командования линкором, он должен был, игнорируя последующие приказания Пархоменко, вместе с офицерами своего штаба подняться на ФКП, выйти на связь с оперативным дежурным штаба флота, сообщить о том, что он принял командование, и предпринять меры к спасению линкора. Так бы поступил адмирал Колчак, но Никольский не был Колчаком. Пархоменко убедительно доказывал членам Правительственной комиссии, что он приказал Никольскому вступить в управление линкором. А как выглядела ситуация фактически? Знакомо ли вам, мой терпеливый читатель, как в соответствии с руководящими документами должна происходить передача командования кораблем? По приказанию старшего на борту в вахтенном журнале делается запись. К примеру — 02 ч. 45 мин. «По приказанию командующего флотом вице-адмирала Пархоменко в управление кораблем вступил Врио командующего эскадрой контрадмирал Никольский». Далее следовала подпись вахтенного офицера или старшего помощника командира. Не было этой записи, как не было и вахтенного журнала, и, как уже отмечалось, не было и вахтенного офицера в ходовом посту линкора. И к анализу этой ситуации мы неоднократно возвращались.

Кстати, прибыв на борт терпящего бедствие линейного корабля «Императрица Мария», адмирал Колчак в течение десятка минут оценил обстановку и отдал приказание командиру капитану 1-го ранга Кузнецову о срочной эвакуации экипажа.

Даже сознавая безнадежность дальнейшей борьбы за живучесть, опять-таки по праву, данному Корабельным уставом, Никольский был обязан отдать приказ об эвакуации личного состава. Ни того ни другого он не сделал, и за это понес заслуженное наказание. Николай Иванович поддался истерическому прессингу Пархоменко, грозившего расстрелять паникеров. Паникерами он считал тех, кто сначала советовал освободиться от якоря и бриделей и вывести линкор на мелководье, а затем — приступить к эвакуации личного состава, не задействованного в непосредственной борьбе за живучесть корабля.

Практически весь период, предшествовавший катастрофе, силами аварийных партий героически велась борьба с поступавшей водой. Но даже в этой обстановке, по мере оставления помещений и боевых постов, затапливаемых водой, личный состав до резкого нарастания левого крена не ощущал грозящей опасности. На верхней же палубе происходила суета с заведением буксирных концов, приемом и отправлением портовых плавсредств.

Добровольно-принудительно, приняв на себя роль основного распорядителя при Пархоменко, Никольский, не давая себе отчета в возможных последствиях, начал решительно реализовывать бредовую идею о буксировке кормы линкора в направлении Госпитального причала. Примерно в это время наконец-то на линкор прибыл старший помощник капитан 2-го ранга Георгий Хуршудов. Хуршудов, застав на шкафуте скопище начальников, докладывает о своем прибытии командующему флотом, начальнику штаба эскадры и как бы принимает эстафету командования теперь уже определенно гибнущим линкором. В отличие от Пархоменко и Никольского он на несколько минут поднялся в ходовой пост, в котором сиротливо стояли матросы, расписанные на пультах связи, в компании с сигнальщиками, находящимися на крыльях мостика. В отличие от Пархоменко и Никольского психика Хур- шудова не была отягощена тяжкими воспоминаниями о гибели кораблей, запахах следственных изоляторов. Он понял, что корабль спасти невозможно, и в процессе продолжавшейся тревожной суеты несколько раз подходил к Пархоменко с предложениями эвакуации части экипажа, не задействованного в процессе борьбы за живучесть и находившегося в строю на юте. Всякий раз Пархоменко отмахивался от него как от назойливой мухи и отсылал прочь с очередным бредовым приказанием.

В ходе работы Правительственной комиссии, оказавшись между молотом — генералом Малышевым и наковальней — адмиралом Пархоменко, ощущая кожей присутствие рядом адмирала Горшкова, Хуршудов стал давать уклончивые показания. Во время второго допроса он не подтвердил фактов обращения к Пархоменко с просьбами об эвакуации экипажа, во время третьего допроса не подтвердил, что лично дал команду по трансляции о выходе личного состава на ют из внутренних помещений. Здесь не нужно быть ясновидящим — Пархоменко в перерывах между допросами дал понять Хуршудову, что в случае вынесения ему сурового приговора потянет его за собой. Возможно, Виктор Пархоменко напомнил Хуршудову о том, что четыре года назад «вытащил» его в Севастополь с Амура. Похоже, что лучше бы и не вытаскивал. Когда же крен на левый борт стал расти, то появились признаки неуправляемого хаоса. Все это время рядом с командующим находилось много совершенно бесполезных и даже опасных в этой ситуации людей. Быть может, кто-то, читая эти строки, улыбнется, узнав, что с корабля согнали майора продовольственной службы, прибывшего для учета посуды, утраченной при взрыве. Это не смешно, особенно если учесть, что система тотального контроля за хозяйственной деятельностью заведена была в давние времена и имела богатую практику. В апреле 1942 года, когда, по мнению Верховного командования, стабилизировалась линия фронта под Севастополем, в числе контролеров прибыли чиновники Союзвинпрома — контролировать убыль и расход запасов шампанских вин в хранилищах. Как следует из протоколов допросов ЧВС вице-адмирала Кулакова, да и самого Виктора Пархоменко, он периодически путался в своих показаниях, не мог точно назвать время и последовательность отдачи тех или иных приказаний. Если бы управление кораблем осуществлялось из ГКП, то все приказания командира и производимые по ним действия подчиненных фиксировались бы в вахтенном журнале и в журнале боевых действий. Ведение этого журнала является боевой функцией военного дирижера. При объявлении боевой тревоги военный дирижер прибывает на ГКП и по установленной форме фиксирует все приказания командира, старших начальников и действия экипажа в процессе выполнения этих команд. Ведение журнала контролируется старшим помощником и заверяется командиром корабля. Быть может, вице-адмиралы Пархоменко и Кулаков об этом не знали? ЖБП является совершенно секретным документом, вахтенный журнал — с первого дня его ведения — секретный документ. Сохранности этих документов даже в условиях аварий и катастроф уделяется первостепенное значение. Капитан 2-го ранга Смоляков, стоявший в тот день оперативным дежурным по КП эскадры, получив приказание перенести свой пост на крейсер «Керчь» и действуя в соответствии со служебной инструкцией, вынес сейф с документами в район 3-й башни главного калибра. К сожалению, в процессе опрокидывания линкора сейф, скорее всего, оказался на дне. Так что и этот источник информации по текущим событиям, предшествовавшим катастрофе, оказался недоступен членам Правительственной комиссии.