Девушка с синими гортензиями - Валерия Вербинина

– Семь трупов и одно покушение на убийство… – хмыкнул Бриссон. – Госпожа графиня, вы меня простите, но при таком раскладе вам лучше не сожалеть о том, что вы кого-то не успели прикончить. Советую нанять лучшего адвоката, потому что то, что вы сделали, тянет на смертную казнь, не меньше.

– Нет, – медленно сказала Жюли, – в тюрьму я не пойду. И на гильотину тоже.

В следующее мгновение она быстрее молнии выхватила револьвер и приставила его к голове Видаля, который оказался ближе всех от нее.

– Выпустите меня, или я убью его! У меня заложник!

– Жюли! – отчаянно выкрикнул ее муж.

– С дороги, Никола! Не вздумай меня удерживать! Я же сказала: я не пойду в тюрьму!

– Это какое-то безумие… – пробормотал Обри. – Какое-то безумие…

Ева попыталась преградить путь обезумевшей убийце, но Амалия схватила монахиню за руку и оттащила назад.

– Довольно жертв… Довольно! Пусть уходит!

Жюли отступила к дверям, таща за собой Видаля.

– Если вы выйдете из комнаты до того, как я сяду в машину, – пригрозила она напоследок, – я выстрелю! Убью его, а потом себя!

По лицу Дюперрона было видно, что вторая часть предложения его вполне устраивала в отличие от первой.

– Желаю вам сломать себе шею на повороте, – не удержавшись, сквозь зубы пробормотал он.

– И не надейтесь! – задорно выкрикнула Жюли.

Она скрылась за дверью вместе со своим пленником.

– Вы… – напустился Дюперрон на Амалию. – Если бы вы сразу сказали мне о ней, мы бы ее обыскали! Мы бы не дали ей уйти!

– Для меня важнее было, чтобы она в присутствии свидетелей призналась в совершенных убийствах, – сказала Амалия. – Потому что на самом деле у меня ничего не было против нее, кроме догадок.

– Но шантажист… Вы ведь говорили…

– Я не знаю, кто он такой. Все, что я сейчас рассказывала здесь, только мои предположения, которые мне удалось выдать за непреложные факты.

– То есть «номер восемнадцать»… – вырвалось у потрясенного Эттингера. – Неужели вы не узнали, кем он был?

– Хм… – задумчиво протянула Амалия. – Не исключаю, это был просто контрабандист, сообщник кого-нибудь из матросов, который прятался на яхте.

– Иными словами, вы все выдумали? – мрачно спросил граф.

Амалия пожала плечами.

– С самого начала я больше всего подозревала двух женщин, – сказала она. – Ведь свидетели утверждали, что слышали женский крик, а я была уверена, что крик был не настоящий. В том смысле, что до мужчин донесся вовсе не вскрик жертвы. Кроме того, Женевьеву нашли в пеньюаре, с распущенными волосами. Вряд ли Лантельм впустила бы в каюту мужчину, будучи в таком виде, тем более что за стеной находился ее муж. А сам Рейнольдс совершенно точно был ни при чем. Да, он подходил вечером к двери ее каюты, но актриса отказалась его впустить, и муж побрел к себе. Потом, поняв, что воры, искавшие письмо, были из Аржантея, я решила, что их нанял кто-то из местных жителей. На беду, рядом находились два замка: тот, в котором жила чета де Сертан, и еще один, принадлежавший Еве Ларжильер. Только вот Ева не могла убить доктора Морнана и его жену. Я позвонила мсье Эттингеру и узнала, что она не отлучалась от его изголовья. Таким образом, все стало на свои места.

– Поразительно… – задумчиво произнес Невер. – Ну что ж, если пятый акт доигран, я, полагаю, могу поаплодировать вам и возвращаться домой. Как всегда делают зрители после удачного спектакля, – добавил старик невинным тоном.

– Разумеется, мсье Невер, – ответила Амалия, и в глазах ее сверкнули золотые искры.

И все сразу как-то засуетились. Чувствовалось, что людям неуютно находиться в комнате, которая слишком о многом напоминала. Первыми удалились маленький граф де Сертан и старый драматург. Затем Дюперрон увез капитана Обри. Бриссон сел к телефону и стал раздавать своим людям указания по перехвату бежавшей преступницы. Возле Амалии остались только Шарль Морис, Ева и Эттингер.

– Вы что-то хотите мне сказать? – любезно спросила Амалия.

– По-моему, вы чего-то недоговорили, – решился актер.

– И у меня возникло такое же впечатление, – добавил художник.

– Вы были слишком убедительны, в жизни так не бывает, – заметила Ева.

– Возможно, – согласилась баронесса. – Но у меня есть свои секреты… точно так же, как и у вас.

Ева нахмурилась.

– Вы ведь знали, что когда-то я убила человека, – проговорила она. – Вам Шарль сказал?

– Нет, – покачала головой Амалия. – Шарль Морис мне ничего не говорил, я сама догадалась. Вы убили своего отца, верно?

– Он пытался меня застрелить. Прицелился в меня, и я…

– Ева, не надо, – попросил актер.

Но монахиня все-таки договорила:

– Я резко оттолкнула его руку, и в то мгновение он нажал на спуск. Пуля попала ему в голову… – Ева беззвучно расплакалась. – Отец упал возле тела моей матери, которую застрелил за минуту до этого… Боже мой! Если бы вы знали, что мне довелось пережить тогда…

– Ева, – мягко проговорила Амалия, – тогда было совсем другое. Самозащита, на которую имеет право каждый человек, а не хладнокровное убийство.

– Вы не понимаете, – качнула головой Ева, утирая слезы. – Все же это был мой отец… Мой родной отец! Я… я пыталась себя оправдать так, как вы говорите. И не могла себя простить.

– В том-то и вся разница между вами и Жюли, – заметил художник. – Вы не могли себе простить один-единственный проступок, а она с легкостью пошла на воровство, на убийство. На несколько убийств… – Эттингер закашлялся.

В комнату вернулся хмурый Дюперрон, и Амалия, вспомнив кое о чем, подошла к нему.

– Я бы хотела с вами поговорить об одной девушке из приюта. Может быть, тут простое совпадение, но я все же думаю, что вы должны о нем узнать.

– Мама, – сказала Ксения, – Михаил у нас. Он сказал, что будет ужинать с нами.

– Очень хорошо, – рассеянно кивнула баронесса, снимая шляпку.

«Что же я скажу Александру?» – вот что ее сейчас больше всего занимало. У Жюли есть деньги, ее муж, конечно, сделает все, чтобы помочь ей скрыться. Но ведь не такого конца расследования ждал от Амалии ее сын.

– Мама… – Ксения поколебалась. – По-моему, Михаил ушел из семьи.

– Да, я уже знаю. Саша здесь?

– Весь вечер. Он… По-моему, он хотел у тебя что-то узнать.

Но Амалия медлила в прихожей, не проходила в комнаты.

– Что случилось? – встревожилась дочь.

– Дюперрон дал мне за расследование сто тысяч франков. – Баронесса усмехнулась. – По его словам, я справилась даже лучше, чем он ожидал.