Сердце Абриса - Марина Ефиминюк

— Тихо! — едва сдерживая смех, велел он, и я закрыла ладонью рот, чтобы не расхохотаться. Мы были похожи на подростков, пытавшихся поразвлечься за спиной у строгих родителей, а не на супругов.

Прислушались, чтобы удостовериться, что никого не потревожили. Я склонилась и мягко лизнула Кайдена по губам.

— Зачем ты снял лабрет? У меня от него крышу сносило.

— Вернуть?

— Угу, — промычала я ему в рот.

Поцелуй пришлось прервать, когда он стягивал с меня домашнюю блузу. Мы обнажались быстро, словно торопились, что не хватит времени насладиться друг другом. И в розовой детской комнате, хозяйка которой давно повзрослела, все происходило иначе, чем раньше. Кайден позволил мне быть главной, взять верх, в прямом смысле этого слова. С каждым разом физическая любовь доставляла все больше удовольствия, казалась ярче и острее. Прежде я не представляла, сколько потрясающих ощущений дарило глубокое проникновение. Стараясь подавить стоны, я прикусывала крепкое плечо Кайдена, погружаясь ни с чем несравнимое наслаждение. Когда разморенные и усталые мы засыпали, то сквозь сон услышала, как муж прошептал:

— Спасибо тебе, что осталась жива…

Проснулась я от солнечного света, льющего сквозь окно. Открыла глаза, осторожно вылезла из-под тяжелой руки мужа, и он откатился на другую сторону кровати. Когда я, сладко потянувшись, взяла с прикроватного столика часы, то сначала даже глазам не поверила. Словно по команде, в коридоре раздались голоса домашних.

— Кайден! — начала я трясти его. — Немедленно вставай и уходи! Уже восемь!

Выдав сочное абрисское ругательство, он моментально скатился с постели, схватился за штаны… и дверь открылась. На пороге появилась Матильда. Кайден молниеносным движением прикрыл брюками причинное место, открытое во всей мужской красе, а нежданная гостья даже не подумала отвести взгляда от обнаженного тела моего мужа. Пауза, воцарившаяся с появлением тетки, показалась поистине монументальной, если такой эпитет был применим к тяжелому, многозначительному молчанию.

— Доброе утро, — пролепетала я, натягивая на себя простыню, чтобы прикрыть голую грудь.

— Угу, — изогнув правую бровь, фыркнула Матильда. — Доброе. Но что-то мне подсказывает, что для вас оно таким не останется.

И вышла.

— Капец! — завалилась я на подушки.

— Не переживай, детка. — Кайден принялся натягивать штаны, напрочь забыв про нижнее белье. — Я взрослый мужчина и могу брать ответственность за свои поступки. И не забывай, малыш, мы женаты…

Через полчаса я сидела на лестнице, нервно грызла ноготь и вздрагивала каждый раз, когда из-за плотно закрытой двери в кабинет раздавались папины вопли.

— Кайден, вы взрослый мужчина! Вы обязаны брать ответственность за свои поступки! Как вам в голову пришло проникнуть в спальню к моей дочери и…

Тут проштрафившийся зять, видимо, попытался подать голос, и в ответ получил:

— Для меня вы еще не женаты!

На лестнице раздались шаги, я подняла голову и увидела Полину в светлом утреннем платье.

— Орут? — Она присела рядом.

— Угу, — жалобно отозвалась я. — Папа же не полезет драться?

— Вряд ли. Он же у тебя профессор. Преподаватели интеллектом пытаются задавить и чувством вины, — со знанием дела разъяснила она. — Пойдем завтракать? Там тетушка блинчики приготовила и кленовый сироп купила.

— Пойдем, — вздохнула я.

Если вчерашний ужин показался трапезой на бочке с магической взрывчаткой, то это только потому, что мне не доводилось завтракать с семьей сразу после того, как в моей комнате застали голого мужчину. Собственно, завтракать еще и в компании этого самого мужчины. Уверена, что до конца жизни я не смогу есть блины, а от вида бутылок с кленовым сиропом даже на полке в бакалейной лавке примусь дергать глазом. Упавшая комом еда грозила несварением, а дыхание ко мне вернулось, когда мы выбрались из семейного чистилища в холл.

— А мне с ними наедине еще обедать… — с тоской пробормотала я, открывая для мужа дверь. — Что именно орал отец слышал весь дом, но что ты ему отвечал?

— Ничего, — признался Кайден, — он отчитал меня как ребенка. Последний раз мне было так стыдно, когда он застукал нас на кухне.

— Честно сказать, я не подозревала, что он умеет так громко… говорить.

Едва домашние разъехались, пришло письмо от Григория Покровского. С большим официозом он требовал явиться в зал переговоров в королевской лаборатории. Вместе с приказом прислал разрешение покинуть дом.

В три часа пополудни я сидела в одиночестве за длиннющим столом, разделявшим комнату на две половины. Время шло, никто не являлся. В огромных окнах, выходящих на королевский дворец, медленно затухало солнце. Дворцовый парк, кое-где тронутый осенним цветением, окутывал ранний вечер. Через два часа ожидания, наконец, в зал вошли несколько человек, вероятно, служащих из лаборатории, вместе с ними появился Григорий. Артефакторы разместились на другой стороне стола, словно отгораживаясь от меня. Зато Покровский уселся рядом. Вид у него был довольный.

— Как дела? — улыбнулся он.

— Так, будто меня едва не казнили, — столь же любезно улыбнулась я в ответ. Народ нервно зашептался. — И по условиям освобождения я не имею права не отвечать на вопросы. Быть точнее, «обязана оказывать всяческое содействие в создании магии».

— Отлично, что мы друг друга понимаем, — прокомментировал он, и мне отчаянно захотелось выцарапать подлецу глаза. — Расшифруй.

Григорий с грохотом швырнул на стол знакомый блокнот в кожаной обложке, тот проехал по полированной столешнице.

— Хорошо. — Я потянулась за тетрадью. — Завтра утром я отправлю в лабораторию перевод.

— Сейчас, — остановил меня он.

— Боишься, что кто-нибудь узнает, как ты украл свой лучший артефакт у девчонки, а потом написал на нее донос? — Глянула в сторону служащих. — Вы, господа артефакторы, тоже в деле? Хотите заработать очки на старость? Понимаю. Я переведу вам записи прямо сейчас, но кто-нибудь из вас умеет чертить темные руны? Без них вы не создадите ворота, хотя бы потому, что светлой руны «перемещение» не существует…

— Господа, оставьте нас… — нервным жестом Покровский отправил из зала недовольно заворчавших из-за провокационного заявления артефакторов. Когда все вышли, он резко развернул мой стул к себе. Едва не потеряв равновесие, я вцепилась в края, чтобы не свалиться на пол.

Григ навис надо мной.

— Послушай меня, девочка, ты больше никто в нашем мире. Изгой! Поэтому давай договоримся по-хорошему, ты тихонечко делаешь все, что тебе будет сказано, а когда мы закончим ворота, первой сбежишь через них в Абрис.