Коммод - Михаил Никитич Ишков

Октавиана Августа, Веспасиана или даже благородного Марка пришло в голову, что повелитель мира способен взять в руки оружие, с чьей помощью преступники, лихие люди, а также дерьмо из побежденных стран добывали право на жизнь. Отвратительный смех в средних ярусах, где расположилась состоятельная часть публики, вызвали вынесенные палица и львиная шкура. Находившиеся в проходах между секторами преторианцы по-прежнему стояли с каменными лицами. Только зрители из простолюдинов, наслушавшись выкриков и насмешек сенаторов, вдруг поменяли отношение к предстоящему подвигу и свистом, криками начали подбадривать молодого цезаря.

Наконец на арену вывели слона, доставленного из Африки. Сначала громадина вел себя спокойно, поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, с недоумением разглядывая человечков, строивших гримасы и прыгающих в непосредственной близости от его громадных бивней. Рабы пытались расшевелить чудовищного зверя, на трибунах знатоки вслух оценивали его достоинства. Кое-кто утверждал, что африканские слоны по боевым качествам не идут ни в какое сравнение с индийскими – сущими исчадиями Аида. Индийским сокрушить фалангу или опрокинуть городскую стену – раз плюнуть. Они способны сотнями топтать и крушить врагов.

Ветераны, кому довелось служить в Африке, только усмехались. Кто погорячее, начинали спорить, выкрикивая, что подобную чушь могут нести только не нюхавшие службы горе-вояки. Африканский, заявляли бывшие легионеры, он раза в полтора крупнее, чем малыш из Индии. Конечно, это чудище тяжело на подъем, но стоит ему разойтись… К спорящим подскакивали пронырливые греки и иудеи, предлагали делать ставки. Шансы слона и императора оценивались один к пяти.

Неожиданно слон вскинул хобот и протяжно вскрикнул. Его трубный рев, исполненный тоски и недоумения, заставил публику притихнуть. Зрители замерли, ожидая решительных действий от «цезая», о котором было объявлено, что публика никогда доселе не видала такого невероятного и внушающего ужас исполина, схватка с которым вполне могла быть приравнена к подвигам Геракла. По знаку Тигидия, стоявшего у перил, ограждавших трехметровую стену, возвышавшуюся над ареной, распорядитель выпустил группу всадников. Они принялись наскакивать на громадину, втыкали в его спину дротики, однако слон по-прежнему стоял смирно, опустив голову, положив хобот и гигантские бивни на песок. Время от времени он покачивал головой и озадаченно поглядывал по сторонам, словно пытался понять, чего ждали от него собравшиеся в этом бесплодном, лишенном травы месте людишки. Зачем их так много? Неужели они вновь набросятся на него, имевшего глупость провалиться в яму-ловушку, начнут вязать, пищать от удовольствия?

Среди публики послышались презрительные и нетерпеливые возгласы: зачем он орет, чего стоит? Может, им подсунули инвалида или дряхлого слоновьего старика? В рядах зрителей послышался смех. Знатоки на трибунах пытались объяснить, слон – это не бык. Это умник. Его с быком и сравнивать нельзя. Слона так просто не расшевелить. Тертулл тоже был не в силах сдержать нетерпение. Слонов он повидал, и этот по виду должен быть храбрым бойцом. Почему он не наводит страх? Зачем опустил бивни? Где же слоновья мощь, где напор и леденящий ужас?

Тигидий еще раз махнул рукой, и всадники начали донимать гиганта факелами. Они жгли его огнем, один из самых безрассудных попытался прижечь хобот. Слон взревел и, постепенно ускоряя бег, бросился в погоню за легконогим, тут же ускакавшим от слона фессалийцем. Однако, к удовольствию зрителей, слон скоро доказал, что не зря его называют умником. Он бросился наперерез коню, отсек его от арочного входа и начал теснить к стене. Всадник, еще не до конца осознавший приближавшуюся опасность, горячил скакуна, поднимал его на задние ноги, бросал в сторону наступавшего противника. Слон, в свою очередь, методично отжимал всадника подальше от спасительных арок, затем неожиданно дал задний ход, чуть отодвинулся в сторону. Всадник, не раздумывая, направил лошадь в образовавшееся свободное пространство. Тут-то слон показал себя легконогим и проворным существом. Он в несколько мгновений догнал лошадь и подцепил ее бивнями. Скакун взлетел вверх и рухнул на арену, заодно придавил ногу всадника. Слон приблизился и с некоторой даже небрежностью наступил на несчастного, раздавил ему грудную клетку, затем принялся топтать коня.

Амфитеатр замер. Ставки мгновенно изменились – теперь за слона давали шесть долей против одной за императора.

По знаку Тигидия к постаменту, где терпеливо выжидал защищенный железными прутьями Коммод, подвели коня. Цезарь ловко впрыгнул ему на спину. Потрясая огромным копьем, он поскакал в сторону слона, который все это время без всякого удовольствия, скорее с ленцой, топтал поверженного коня. Император не стал повторять ошибок безрассудного, окровавившего песок наездника. Постарался подобраться сзади. Слон вскинул голову, слегка повернулся и несколько мгновений угрюмо следил за очередным дерзким безумцем. Фессалийцы тем временем сбросили факелы рабам, взяли в руки оружие и начали медленно окружать слона. Тот взревел и начал усиленно мотать головой. Гнев его был страшен. Он бросился на всадников, однако на этот раз никто из фессалийцев не рискнул удалиться от арочного выхода. Тогда слон круто метнулся вправо и догнал одного из рабов, тащивших факелы к выходу. Он перехватил несчастного, окрутил хоботом и поднял в воздух – тот в отчаянии принялся бить непогасшим еще факелом по хоботу. Слон взревел от боли и с силой ударил человека оземь. В этот момент Коммод, пятками направляя коня, успел подобраться ближе. Копье держал обеими руками, уперев пятку в живот. Лошадь пошла вскачь, и император с ходу вонзил острие точно под левую лопатку слона. Копье наполовину вошло в тело. Зрители вскочили, мощно вскрикнули, и поверх этого гула раздался жуткий слоновий рев. Животное встало на задние ноги, повернулось и бросилось за императором. Тот легко ушел от погони. Коммод постоянно менял направление и ни разу не позволил лошади приблизиться к стенке.

Нельзя передать восторженный рев, с каким девяносто тысяч зрителей встретили смерть слона, на ходу упавшего на передние ноги, в последний раз печально вскрикнувшего и повалившегося набок. Римляне стоя приветствовали победу «мальчишки», «распутника» и «балбеса», как называли Коммода в беднейших кварталах Рима. Преторианцы обнажили мечи и ударили рукоятями в щиты – гул пошел по всей гигантской чаше. Смешанный хор запел:

Коммод – Марсова племени утеха,

Коммод может по-всякому сражаться,

Коммод всех побеждает невредимый,

Коммод с бранным копьем непобедимый,

Коммод, грозный своим морским трезубцем,

Коммод, страшный и в шлеме под забралом,

Коммод славен во всех деяниях Марса,

Коммод рожден Геркулесом,

Коммод подвигами славен.

Под рев труб, крики зрителей, звучные аккорды органа Коммод приблизился к тому месту, где стоял претор. Из императорской ложи сюда спустилась процессия жрецов,