Маркитант Его Величества - Виталий Гладкий

В действительности дело обстояло несколько иначе. Кара-Мустафа-паша не доверял своей разведке и свято верил в польско-турецкий мирный договор. Великим визирем овладело столь высокое мнение о собственной персоне и такая беспечность, что он даже ввёл обычай: как только «язык» заговорит о войске Яна Собеского, которое идёт на помощь осаждённой Вене, ему немедленно отрезали голову, чтобы в войсках не начали распространяться панические слухи.

Лишь в начале сентября, когда один из пленников дал показания, что на помощь столице движутся тридцать пять тысяч поляков с королём во главе, а также большое количество немцев и австрийцев, Кара-Мустафа-паша наконец поверил этой информации и начал приготовления для отражения идущих на помощь австрийцам войск. Великий визирь осаждал Вену как-то странно, можно сказать — лениво. Он считал, что город и так будет в его руках из-за отсутствия в нём продовольствия и боеприпасов. Кара-Мустафа-паша не хотел идти на генеральный штурм, так как взятие Вены таким способом сулило добычу не ему и государственной казне, а солдатам, которые ограбят город дочиста.

Третьего сентября в замке Штеттельсдорф под Тульном состоялся большой военный совет. В нём участвовали Ян Собеский, гетманы Яблоновский и Сенявский, генерал Контский, Карл Лотарингский, маркграфы Герман Баденский, саксонский курфюрст Людвиг Баденский, баварский курфюрст Максимилиан Эмануэль, командующие швабскими отрядами, другие имперские и немецкие командиры. Маркграф Баденский вручил королю Речи Посполитой маршальский жезл имперских войск, что символизировало признание его верховным главнокомандующим союзническими войсками...

Но это будет несколько позже. А пока вернёмся на полмесяца назад. Командующий обороной Вены граф Эрнст фон Штаремберг нуждался в постоянной связи с князем Карлом Лотарингским. Это была сверхсложная задача. Турки настолько плотно обложили город, что сквозь их посты и заслоны не могла проскочить даже мышь. В конце второй недели августа в расположении ополчения появился Младен Анастасиевич. Он был мрачнее тёмной ночи. Сербский купец позвал четверых боевых товарищей (Юрека, Алексашку, Йована Михайловича и Федерико), которые теперь держались вместе, и они зашли в один из хойригеров.

Подождав, пока Йован наполнит стаканы, Младен встал и сказал:

— Помянем наших героев Ратко и Мавро...

— Как?! — от неожиданности вскрикнул Юрек; он встречался с гайдуками всего три дня назад. — Не может быть!

— Турки прислали нам их головы в мешке, — скорбно потупившись, ответил Младен Анастасиевич. — Они были курьерами между осаждённой Веной и герцогом Лотарингским. Два раза им удалось обойти турецкие посты и возвратиться, а на третий... Выпьем. Земля им пухом, упокой, Господи, их души...

Все молча выпили, а Юрека даже слеза пробила. Особенно он горевал за Ратко. Бывают такие моменты в жизни каждого человека, когда, встретив незнакомца, мгновенно проникаешься к нему дружескими, даже братскими чувствами. Так случилось и у них с гайдуком Ратко. Они понимали друг друга с полуслова.

— И теперь комендант ищет храбреца, который мог бы передать Карлу Лотарингскому чрезвычайно важное сообщения, — продолжил Младен, при этом выразительно посмотрев на Юрека. — Нужен человек, который хорошо знает турецкий язык и обычаи османов...

Юрек помалкивал. Он понял прозрачный намёк Младена, но сделал вид, что потрясён большим горем. Собственно говоря, так оно и было. Тем не менее мыслил Юрек вполне здраво и ему совсем не хотелось рисковать своей шкурой, чтобы сделать одолжение фон Штарембергу, который готов был сражаться до последнего венца, но не сдать город туркам. Умереть с честью — это, конечно, хорошо, почётно, но лучше быть подальше от опасных авантюр. Он и так сильно рисковал, доставляя в город провиант, который валахи воровали на турецких складах (правда, и ему досталось немало золотых за этот ударный труд). Пусть теперь кто-нибудь другой покажет свою удаль.

Но от Младена Анастасиевича не так легко было отбиться. Этот змей-искуситель повёл свою речь дальше:

— Фон Штаремберг обещал осыпать этого храбреца своими милостями, и не только разными почестями, но и кое-чем посущественней. Это будут большие деньги. Ему нужно узнать, как скоро придёт помощь. Между прочим, комендант всегда держит своё слово.

Услышав про деньги, Йован Михайлович встрепенулся и сказал:

— А, была не была! Я пойду!

— Похвально, — молвил Младен, однако почему-то без особого воодушевления. — Ну, а ты что молчишь? — Он снова уставился на Юрека — уже требовательно.

— Да понял я, понял... — встретив его взгляд, сказал Кульчицкий и тяжело вздохнул. — Без нашего Грица вода не освятится...

— Это ты о чём? — настороженно спросил Младен Анастасиевич.

— Всё о том же, — ответил Юрек. — Как только где-нибудь образуется дырка, так сразу туда ты посылаешь Ежи Кульчицкого, чтобы её заткнуть.

— Кроме тебя, это сделать никто не сможет. — Младен повернулся к Михайловичу: — Уж извини, Йован, но Ежи может просочиться сквозь любую щель. А чтобы не было никаких обид, вы пойдёте вдвоём — для подстраховки. — И добавил — уже жёстко: — Это приказ.

— Когда идти? — обречённо спросил Юрек.

— Как только стемнеет.

— Тогда ещё по стаканчику сливовицы — и на боковую. Нужно хорошо отоспаться. Чутьё мне подсказывает, что ночью это сделать не удастся...

Юрек надел одежду турецкого купца, тем более что долго искать её не пришлось — она находилась в хурджине приснопамятного арамбаши гайдуков, которого он самолично отправил на тот свет. А Йовану пришлось превратиться в его слугу, потому что нашлось лишь какое-то турецкое тряпьё.

Ночь выдалась не только тёмная (что было на руку лазутчикам фон Штаремберга), но ещё и грозовая. С неба лило, как из ведра, громовые раскаты звучали так, словно сотни орудий стреляли одновременно, а молнии били, казалось, совсем рядом. Они вставали огненными столбами, и дикий суеверный ужас охватывал Юрека при виде этой божественной всесокрушающей мощи разбушевавшейся стихии.

Юрек и Йован без особых проблем прошли первую линию укреплений неприятеля, но, пробираясь в полной темноте между холмами, вдруг заметили, что находятся среди турецких шатров. Тьма стояла такая, что на шаг ничего не было видно, и они не знали, куда идти дальше. Пришлось кое-как устроиться на сырой земле под шатром, который помог им защититься от ветра, но только не от дождя. Хорошо, Юрек догадался взять коврики для намаза из тонкой, но плотной шерсти, которыми они и укрылись. Их захватили ополченцы в качестве трофеев, так как коврики были красивыми и яркими. Кульчицкий принял решение дожидаться рассвета, чтобы определиться с направлением.

Конечно же поспать не удалось, потому что коврик не спасал от холода. Когда рассвело, Юрек и Йован увидели, что находятся среди неисчислимого множества шатров. «Как найти дорогу в этом лабиринте?!» — думал потрясённый Юрек. Похоже, они попали в самый центр турецкого военного лагеря. Но на долгие раздумья не было времени, и спасительная мысль, как иногда бывает в моменты высочайшего душевного напряжения, пришла неожиданно, как озарение свыше.