Шотландия: Путешествие по Британии - Генри Воллам Мортон

Джон Мойдарт, который только что бежал из темницы, поспешил на восточный конец Лох-Лохи, где его ожидало подкрепление из Камеронов и Гленгарри. Здесь в лощине, у подножия островерхого Бен-Тая, притаилось маленькое озеро, которое до сегодняшних дней сохранило свое название — «Лохан нан Диота» или же «Лохан нан Бата», что переводится как «озеро трапезы» или «озеро посохов». Сборное войско расположилось на отдых на берегу озера, тут же и перекусили: каждый из воинов носил с собой небольшое количество овсяной муки, завернутой в угол пледа; оставалось только развести ее водой из озера. После трапезы каждый горец воткнул в землю (благо почва была здесь мягкая, поросшая мхом) свой дорожный посох. Это был еще один старинный хайлендский обычай, который имеет своеобразную аналогию в современной армии с ее именными солдатскими жетонами. Всякий раз, собираясь на битву, горцы оставляли свои посохи воткнутыми в землю. Те, кому посчастливилось выжить, забирали их по пути домой; по остальным вели счет убитым.

Итак, армия Джона Мойдарта построилась на берегу маленького ручья, который и поныне называется «ручьем боевого сбора», и стала ждать. Как только на другом конце долины показались Фрэзеры, горцы ринулись вперед, и завязалась жаркая схватка.

За минувшие века вода в Лох-Лохи поднялась на несколько футов и образовала обширную заводь с песчаными берегами, заросшими травой и кустарником. Раньше же на том месте была отмель, и вот на этой-то отмели разгорелось сражение. Не стоит принимать на веру строчки из старинной баллады, где говорится, что там гремели оружейные выстрелы. В Хайленде в ту пору еще не пользовались огнестрельным оружием. Нет, горцы сошлись лицом к лицу, но не с мушкетами в руках и даже не с луками и стрелами. Бились врукопашную — клинок на клинок, топор на топор. Со стороны Фрэзеров присутствовал весь цвет клана — примерно три сотни отборных воинов. Сколько людей было у Мойдарта, доподлинно неизвестно, но его войско явно превосходило по численности противника.

Ловат, видя, что угодил в ловушку, решил прорываться. Он произнес краткую вдохновенную речь перед своими соплеменниками и бросился в атаку, увлекая за собой остальное войско. Несколько мгновений безумной скачки, и вот враги сошлись лицом к лицу. Стоял жаркий июльский полдень, солнце палило нещадно, и воины скинули не только дорожные пледы, но также и короткие куртки и жилеты. Сражались в одних рубашках и килтах, отсюда и название битвы — «Блэр нан Лейн», то есть «Битва рубашек».

Вскоре после начала схватки на сцене объявился и старший сын Ловата, которого отец намеренно оставил дома перед началом рейда в Долину. Юноша лишь недавно вернулся из Франции, где прошел курс обучения в Парижском университете. Судя по всему, его ждала блестящая участь. Накануне описываемого сражения он отсутствовал дома — охотился где-то на холмах, но по возвращении узнал обо всем от своей мачехи. Леди Ловат принялась насмехаться над юношей (причем, скорее всего, делала она это умышленно), упрекать его в трусости: мол, он-де тут прохлаждается, в то время как его отец и настоящие мужчины бьются за честь клана. Уязвленный юноша собрал дюжину верных людей и со всей поспешностью выступил на помощь соплеменникам. При виде подоспевшего сына лорд Ловат испытал не радость, но смятение — ведь положение его на тот момент было отчаянным. И действительно, юноша бросился в самую гущу схватки и несколько мгновений спустя пал от руки безжалостного врага. Охваченные яростью Фрэзеры бились, как тигры: теперь они стремились не к победе, а к отмщению. Ряды сражавшихся сомкнулись так тесно, а ожесточение схватки столь возросло — никто уже и помыслить не хотел об отступлении, — что, по словам древнего хрониста, «воины и с той и с другой стороны падали один за другим — как деревья при вырубке леса — до тех пор, пока не поредели их ряды, и горцы не принялись биться на кулаках».

В ходе схватки один из Макдональдов бросился на здоровенного врага со словами: «Это тебе от кузнеца из Кланранальдов!» Фрэзер ловко парировал удар своим лохаберским топором и прокричал в ответ: «А это тебе от кузнеца Макшими (то есть Ловата)!» По окончании битвы обоих противников обнаружили бездыханными — страшно изрубленные тела лежали рядом.

День шел к концу, сражавшихся становилось все меньше. Да и те, что остались, уж не имели сил держать в руках клейморы и перешли на кинжалы. Какая-то группа, не прекращая схватки, переместилась на берег озера, дабы воины имели возможность по ходу дела напиться и освежить измученные тела в живительной влаге. Тут, на мелководье их и нашли после боя: горцы лежали попарно, не размыкая смертельных объятий.

В пылу сражения воины уже не обращали внимания на раны. Даже те, кто не имел сил подняться, старались хоть как-то помешать врагам, нанося им случайные удары кинжалом — по ногам, по рукам, куда доведется. Сам Ловат был страшен в бою, и, наверное, многие, глядя на него, поминали Симона де Монфора в битве при Льюисе. Орудуя двуручным мечом, он буквально прорубал себе путь в гуще врагов. Но в конце концов и он упал бездыханным, и тут же над полем боя разнесся клич: «Thuit a cruaidh chascar!» («Кровожадный рубака пал!») Это стало сигналом к концу схватки, и скоро все было кончено. Лучи заходящего солнца освещали страшное побоище. В одной сохранившейся хронике Фрэзеров записано, что из их клана в живых остался лишь один человек — горец по имени Джеймс из Фойерса, да и тот должен благодарить за спасение своего молочного брата, который на собственных плечах вынес Джеймса с поля боя. Если хронист не ошибся, то можно вести речь о полном истреблении клана, ибо несколько дней спустя этот самый Джеймс скончался от полученных ран. По другим, более точным, данным, не более полудюжины воинов добралось до Бьюли; они-то и рассказали обо всем случившемся. Версия Макдональдов — что их люди, подобно котам из Килкенни, сражались, пока все не погибли — мне видится очевидным вымыслом.

Что касается Ранальда Галлды, «куриного вождя» — того самого, который стал первопричиной всех бед, то он тоже сражался, как герой. Враги получили возможность в полной мере ощутить его мастерство мечника: один за другим они падали у ног непобедимого Ранальда. Так продолжалось до тех пор, пока он не сошелся лицом к лицу с одним жителем Стронциана[13], известным под именем «сын маленького Рыжего Дональда». Тот, чувствуя, что его вот-вот постигнет участь соплеменников, пустился на хитрость. Он крикнул, указывая пальцем за спину Ранальда, словно оттуда приближалась опасность. Ранальд резко обернулся, чтобы встретить несуществующего врага, и в этот момент коварный стронцианец со всего маху проткнул его мечом. Из последних сил, не глядя, умирающий герой нанес удар своему убийце: он глубоко ранил того в голову, но, увы, не убил. Однако Божья кара настигла подлеца. Несколько дней спустя, когда «сын маленького Рыжего Дональда» уже благополучно вернулся домой, к нему заявился на перевязку доктор. Очевидно, он допустил какое-то неловкое движение, которое потревожило рану и вновь вызвало кровотечение. Подозрительный стронцианец тут же выхватил кинжал, который лежал у него в изголовье, и вонзил врачу в сердце. Усилие это дорого обошлось убийце, и через несколько мгновений он и сам испустил дух. Хотя есть основания предполагать, что непомерное хвастовство «сына маленького Рыжего Дональда» вкупе с недостойной уловкой, которую он применил во время поединка с Ранальдом Галлдой, настолько возмутили односельчан, что они решили избавиться от этого типа. Вполне возможно, что и рана у него открылась не случайно. Так или иначе, но его похоронили в Эйлеан-Фионнане. И еще совсем недавно можно было отправиться на развалины маленькой часовни и там под алтарем увидеть пожелтевший череп со следами боевого ранения.