Невыносимый - Александра Салиева

крепко сдавливают меня в ответных объятиях мужские руки. Благо ненадолго. Игнат отстраняется уже вскоре. Обхватывает мое лицо обеими ладонями и по-обыкновению пристально всматривается в мои глаза, на этот раз дольше, чем обычно. Но как только я собираюсь поинтересоваться, что же такого он постоянно пытается найти в них, во мне, он склоняется ближе и буквально впечатывает свои губы в мои. Целует бессовестно откровенно и жадно. Не ждет ответа. Так, наверное, целуют после долгой разлуки. Или в последний раз. Лишая сознание всех крох разума, оставляя на их месте одну единственную потребность – принадлежать ему. Такому, порой, невыносимо грубому, жестокому. Но такому желанному.

Глава 18

Игнат

Пульс стучит по вискам бешеным набатом.

Бам-бам-бам…

Считаю эти удары. Ничего кроме них не слышу. Нет ничего больше, кроме них. И войны в моей голове. Она же, тупая сука, никогда не заканчивается.

Бам-бам-бам…

Физиономия, прежде нагло ухмыльнувшаяся на мой прямой вопрос о дочери прокурора, превращается в мясо. Первый хруст сломанного носа – отдельно, его тоже не слышу. Сожалею лишь о том, что Андрей Полонский слишком слабый, х*рово сопротивляется, отпора никакого – тупо отключается.

Бам-бам-бам…

Сам виноват. В отличие от меня, прекрасно помнит ту ночь. И Таю тоже узнает. Еще до того, как озвучивает вслух, по глазам определяю и по его злорадной ухмылочке все то, что меня интересует. К тому же, я прекрасно помню о наличие его хобби, которое шикарно вписывается во все то, что я слышу там, в туалетной комнате. Пока возвращаюсь с первого этажа на второй, уже знаю его будущий ответ и мой сопутствующий приговор.

Бам-бам-бам…

Переключаюсь на мужа его сестры. У того выдержки больше. Падает лишь после второго удара. Терпит еще несколько. Правда, подвывает и визжит, как девка сопливая. Никакого достоинства. Да и откуда ему взяться? Те, кто на досуге тешит свое внутреннее дерьмо, подпитывая его унижением других, достоинством не обладают.

Бам-бам-бам…

Сколько этих ударов? Сбиваюсь со счета. Не утихает то, что жрет изнутри, подобно сорвавшемуся с цепи зверю. Наоборот. Раскаляется с каждым новым ударом все ярче и отчетливее. Даже когда это все становится полнейшей бессмыслицей. С таким же успехом можно лупить по мешку с песком. Хотя я и тогда не останавливаюсь. Стоп-кран отказывает. Бессмыслица же. Зачем прекращать? Пусть выйдет уже. Избавлюсь. Разве что…

– Игнат. Игнат. Хватит. Слышишь? Не надо так больше. Все хорошо, – доносится сбоку дрожащим голосом от Таи.

Кто ее сюда, бл*дь, пустил вообще?!

Хрупкая ладошка касается моего запястья, привнося новые краски в мир, залитый красным. Бледная. В самом деле дрожит. Смотрит на меня, словно затравленная лань. Заставляя представлять на месте этих двоих слабоумных ублюдков себя самого. В ее глазах я тоже чудовище. Тот, кто сломает, на кусочки разорвет, сожрет и не подавится. Не сказать, что безосновательно она меня опасается. Но если прежде меня все устраивало, то теперь… Х*р его знает, почему, но часть меня отказывается мириться с этим. Несмотря на то, что другая часть меня же в самом деле не просто готова сломать, разорвать, сожрать, но и жаждет этого ничуть не меньше, нежели всего остального.

Чтоб не смотрела так.

И чтоб не ждала и не надеялась, когда я стану лучше.

Просто потому, что не стану.

Них*ра я не такой, каким она меня желает и пытается видеть.

Я – то самое зло, что даже хуже всех остальных.

Те двое – паршивый, но проходящий эпизод в ее жизни.

От меня х*р избавишься.

Почему не понимает?

Создает очередную войну в моей голове.

Всю ее перепачкал. Фарфоровая кожа обагряется красными разводами, стоит коснуться. Как отражение всех ее надежд на лучшее во мне, которые я обязательно испорчу. Тонкая шея, скулы, платье, стоимостью с квартиру. Похрен. Кажется, не только мне. Ей тоже все равно. Не целую. Жадно выпиваю. Забираю ее воздух. Впиваюсь в пухлые губы до боли. Чтоб помнила, с кем имеет дело. Хотя это совсем не так срабатывает. Девчонка, наоборот, забывается. Настолько, что ловлю ртом ее тихий стон, прежде чем поднимаю и уношу из зала. Раз уж все равно помешала и придется на время отложить финал своей расправы.

На улице холодно. Тая снова дрожит. Усаживаю ее в машину, включаю обогрев. За руль сам сажусь, хоть и не моя машина. Эту обычно Семен водит. Свою я оставляю слишком далеко от выхода, и сейчас совсем не хочется возиться еще и с этим. Остальное остается тоже на охране. Им разжевывать не надо. И сами знают.

– Рассказывай. Все то, что ты сказала Василисе. По порядку. Подробно. С самого начала. Я хочу все знать. Даже самую незначительную мелочь, – озвучиваю, прежде чем тронуть машину с места.

Только что расслабленная, она снова тут же напрягается. На меня вовсе не смотрит больше. К окну отворачивается.

– Нечего рассказывать, – отвечает негромко мрачным голосом. – К тому же, ты там был, все своими глазами видел.

Последнее сказано с язвительными нотками. И мне приходится сцепить зубы крепче, чтоб не нагрубить в ответ.

– Я уже говорил тебе, я не помню ту ночь. Был слишком пьян, – сосредотачиваюсь не на том, как она со мной огрызается, а на дороге, тем более, что нога непроизвольно давит на педаль газа сильнее, и скорость повышается куда выше, нежели следует.

– Выглядел вполне себе трезвым, – повторно язвит Тая, обнимая руками плечи. – Да и это же твои друзья, тебе лучше известно, как они развлекаются с девушками. Вряд ли в моем случае было что-то новое.

На меня по-прежнему не смотрит, только пальцы сильнее впиваются в кожу, оставляя следы, выдавая ее эмоциональное состояние. А руль скрипит под моими ладонями ничуть не тише, чем заново стиснутые зубы.

– То есть рассказывать не будешь. Ладно.

Х*р с тобой. Сам все выясню. Тем более, что в чем-то все-таки права. Как эти козлы развлекаются, я знаю. Пусть они мне и не друзья. Друзей у меня, как известно, вообще нет. Лишь враги.