📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаЧингисхан. Империя серебра - Конн Иггульден

Чингисхан. Империя серебра - Конн Иггульден

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 74 75 76 77 78 79 80 81 82 ... 115
Перейти на страницу:

Среди них был и Павлятко, худой, как волк-подранок, в ссадинах и полуживой от изнурительного натаскивания. То, что ему втемяшивали, он понимал с грехом пополам, но так или иначе выполнял: а куда денешься. Что ни утро бегал за расположением туменов, иной раз по десять-пятнадцать верст кряду. Свой ржавый меч Павлятко потерял в той единственной в своей жизни сече, заодно чуть не лишившись и жизни. Поваливший его удар выворотил ему с макушки клок кожи с волосами; паренек упал оглушенный. Когда он наконец очнулся, то частокол горел огнем, а в самом лагере уже свирепствовали неприятельские конники. Мертвецы валялись там, где их застигла смерть; с некоторых уже были содраны одежа и обутки. Лицо Павлятки заскорузло от собственной крови, слоями натекшей из-под волос к подбородку. Притрагиваться к ней он не смел, хотя она залила ему весь правый глаз и застыла.

Он тогда, наверное, тихо бы скрылся, если б не тот насмешник с гнилыми зубами, который как раз пробирался мимо с мехом какой-то нестерпимо горькой жидкости. От нее Павлятку стошнило, а насмешник, как всегда, обидно рассмеялся и рассказал, что звать его Алешкой и что держаться им теперь надо вместе. Алешка и провел его через лагерь, где сейчас валялись монголы — кто пьяный, кто вповалку спал. Павлятку весельчак Алешка отвел к какому-то человеку в таких рубцах, что страшно и смотреть.

— Польских, что ли, кровей, — представил Павлятку Алешка. — Из села мальчишка, но гляди-тко, не сбежал.

Тот, что в рубцах, хмыкнул и заговорил на русском. Он сказал, что можно взять другое какое-нибудь оружие. Куда делся его заржавленный меч, Павлятко понятия не имел; к тому же все вокруг плыло. Он только помнил, что человек сказал: мол, у парня череп, должно быть, треснул, и на этом Павлятко отключился.

Новая его жизнь выдалась трудной. Кормили из рук вон плохо, хотя дали новый меч, без царапин и ржавчины. Ну, и гоняли, гоняли немилосердно. Паренек бегал за туменами и все терпел, пока грудь от дыхания не начинало жечь и сердце не принималось гореть огнем. О своем селе, где на подворье остались мать с дедом, Павлятко старался не вспоминать. Сейчас они там управляются без него, смотрят, как вызревает урожай к жатве. В этот год он им не помощник. Так-то.

Паренек все еще не спал, когда на конях к большой юрте по центру лагеря подъехали трое. Один из них, с жестоким лицом, — Батый, внук самого Чингисхана. Все имена Павлятко усваивал как мог, это для него была единственная возможность продеть живые ниточки сквозь неразбериху нынешней жизни. Как зовут второго, что дурацки склабился рядом с Батыем, паренек не знал. В сумраке он сжал рукоять меча: эх, сейчас бы силы, так вот взял бы, подбежал и срубил супостатов. Как погиб князь, Павлятко не видел, а на его расспросы остальные русичи покачивали головой и отводили глаза. Им, похоже, до этого дела было меньше, чем ему.

Никем не замеченный, Павлятко подобрался поближе к той юрте. Он знал имя их главного полководца, хотя произносить его было трудновато, непривычно. Звали его богатырь Субэдэй, и это он пожег Москву. Павлятко, всматриваясь, изогнул шею, да вот досада: когда трое военачальников спешились, их кони загородили все, что происходило в юрте. Павлятко тягостно вздохнул. В сравнении с прошлыми месяцами он сейчас бегал как никогда. Так и подмывало какой-нибудь темной ночью дать отсюда деру, но он видел участь тех, кто на это отважился. Обратно их привезли порубленными на ломти, а те покидали другим в назидание. Павлятко точно не знал, но вполне может статься, что его товарищи с голодухи те ломти съели. Голод, как известно, не тетка.

От юрты зазывно, невыносимо вкусно пахло жареной ягнятиной и еще какой-то снедью, а также чем-то вроде браги. От этого рот наполнялся голодной слюной. Павлятко и не помнил, когда наедался досыта. Дома житье тоже было не сыр в масле, но здесь… Что-нибудь съестное ему теперь перепадет только к утру, и то лишь когда отбегает и до онемения рук и плеч нагрузит повозки. Паренек рассеянно почесал спину и почувствовал бугорок мышцы, которой давеча там еще, казалось, не было. Сложения Павлятко был не крупного, но жилистого — а как же иначе, при такой-то работе. В темноте он тихо решил, что к следующему новолунию попробует сбежать. Ежели поймают, то он, по крайней мере, не сможет упрекнуть себя в бездействии. А чтобы его догнать, надо еще дюже постараться.

Бату поднырнул головой под низкую притолоку и вошел в хошлон, распрямляясь и попутно приветствуя тех, кто внутри. С собой он привел Гуюка с Байдуром. Менгу, оказывается, уже был здесь. Бату ему приветственно кивнул, но Менгу, жадно поглощающий сейчас горячую баранину, едва на него глянул. Бату напомнил себе, что Менгу тоже лишился отца. Пожалуй, будет неплохо разделить с ним его горе. То, что к своему отцу Бату не чувствовал ничего, кроме ненависти, препятствием не являлось. Главное здесь — действовать с умом и осторожностью. Они все родичи-тайджи, связанные кровными узами с Чингисханом; узами, на которые Субэдэй претендовать даже и не смеет. Эта мысль вызывала у Бату что-то похожее на блаженство, чувство заслуженной принадлежности к группе избранных. А впрочем, это не он принадлежит к их группе, а они — к его. Поскольку он у них за вожака. Он из четверых самый старший, хотя у Менгу сложение и непреклонный вид закаленного человека — ишь как стоит, гордый, сильный. На него влиять будет, пожалуй, сложнее всего. Гуюк с Байдуром в сравнении с ним мальчишки — юные, увлекающиеся, впору веревки из них вить. Представлять, как ты правишь с ними империей, было легко.

Прежде чем сесть, Бату учтиво поклонился находящимся здесь Хачиуну, Джэбэ и Чулгатаю. Все старичье. Заметно было, что бедро Хачиуна разнесло еще сильнее. Он сидел на чурбаке, вытянув распухшую ногу перед собой. Одного поверхностного взгляда на лицо Хачиуна было достаточно, чтобы видеть, какие у него усталые глаза. Кожа от недуга пожелтела и обвисла. Эту зиму его дядюшка-дедушка, похоже, уже не осилит. Ну а что поделаешь. Старые умирают для того, чтобы уступать дорогу молодым. Не век же ему вековать на этом свете.

Субэдэй, холодно взирая, ждал, с чего начнет Бату. А тот широко улыбнулся и праздничным голосом объявил:

— У меня прекрасные известия, орлок. Люди докладывают, что пастбища здесь самые лучшие из всех, что мы встречали после выхода из дома. Лошади уже откормились так, что любо-дорого.

— Садись, Бату, — коротко указал Субэдэй. — Устраивайся поудобней. Гуюк, Байдур, чай в котелке. Слуг здесь нынче нет, так что наливайте себе сами.

Молодые люди со смешками и прибаутками принялись разливать кипящий чай из здоровенного железного котла, что был подвешен на огне под дымником юрты. Субэдэй наблюдал, как Байдур вручает пиалу с исходящей паром соленой жидкостью Бату, — жест вполне естественный, но именно такие мелочи становятся безошибочно значимы, когда речь идет о власти. За довольно короткое время Бату обзавелся еще одним почитателем. Дар лидерства — черта сама по себе ценная и достойная похвалы, если бы только у Бату она не шла вразрез с командованием самого Субэдэя. Такой же талант был, помнится, и у его отца Джучи. Субэдэй слышал и новое название, которое Бату присвоил монгольскому войску. Мимо ушей орлока оно не могло пройти никак. «Золотая Орда», как вам это нравится? И за годы похода оно стало вполне общеупотребимым. Чуть ли не половина народа здесь считает, что армией на деле заправляет Бату, а тот ничего не делал, чтобы это заблуждение развеять. При этой мысли Субэдэй упрямо поджал губы.

1 ... 74 75 76 77 78 79 80 81 82 ... 115
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?