Куколка - Джон Фаулз
Шрифт:
Интервал:
В: Ты не спросила об том, что было в кромлехе?
О: Нет.
В: Почему, удобный же случай?
О: Я понимала: скажет, лишь коли сам того захочет. А еще чувствовала, что пребываю под его защитой, став ему дороже, нежели в то время, когда он выказывал бессердечье и нарочитое равнодушие. Но отчего так, еще не знала.
В: В тот день ты снова по-собачьи ублажила Дика?
О: Нет.
В: Поди, лез к тебе?
О: Я не далась.
В: А он? Озлился? Пытался взять нахрапом?
О: Нет.
В: Пришлось ему терпеть до ночи?
О: Еще дольше. В Тонтоне не нашлось приличной гостиницы, лишь на окраине какой-то гадюшник. Меня поместили к прислуге, его сиятельству и мистеру Брауну досталась тесная комнатка, а Джонс с Диком устроились на сеновале. При всем желанье ни господин, ни Дик не могли со мной уединиться. Никаких утех. Только блохи да вши.
В: Допустим. Что потом?
О: Ехали цельный день, дольше обычного. За Бамптоном свернули с большака и двинулись окольными тропами, где почти не было встречных.
В: Кажется, ты говорила, что намеревалась распрощаться с Клейборн и в Бристоле отыскать родичей?
О: Да.
В: Чего ж тебя понесло в этакую глухомань? Ведь прежде было удобнее сбежать?
О: Все так. Однако ж не хватило духу и разуменья. В душе еще я оставалась шлюхой, да простит меня Господь Иисус Христос. Живя в борделе, коснеешь в грехе, но в прочем ты — рохля. Слуги тебя обихаживают, точно какую даму. Знай себе капризничай да живи одним днем. Нет в тебе ни разума, ни веры, чтоб противиться своей будущности… Я по-прежнему хотела изменить свою жизнь и добраться до Бристоля, но не шибко торопилась — раз уж мы далёко от Лондона, пусть оно все будет по господской прихоти… Что ж, за то порицай, стерплю. Но от последнего дня пути не смей поносить, а станешь — на тебя ж хула и обернется.
В: Будет! Заладила…
О: Нет, слушай, иначе не постичь тебе его сиятельства и путей моей души. Прости, что разом не выкладываю правду… Да, вначале я отдалась по принужденью, потом из жалости. Но теперь понимаю, что с Диком я изведала радость, какой не знала с тех пор, как глупой девчонкой нарушила все родительские наставленья. Неумейка в плотской любви, он доставлял наслажденье, какое не снилось искусным греховодникам. Потому что любил всем своим странным сердцем, хоть не мог сего выразить словами. Однако немота его была красноречивее монологов. Не в совокупленье, когда возобладала животная страсть, но в ином. В том, как в дороге я дремала на его груди… в наших переглядах… Не умею сказать, но понимала я его лучше, чем ежели б он облек свои чувства в слова. В последнюю ночь он получил от меня желаемое, а потом рыдал в моих объятьях, и я тоже плакала, ибо понимала причину его слез. Мы будто два узника в разных камерах, кто может лишь видеть друг друга, да еще соединить руки, но и только. Говори что хочешь, однако слезы те были удивительны и сладки. Они освобождали от грешного распутства, размягчали сердце, и я возвращалась к себе той, какой была в девушках. Казалось, на долгие годы я окаменела во мраке, но теперь вновь оживаю, хоть еще не вся очистилась, не полностью спаслась. Хочешь верь, хочешь нет, мистер. До единого слова все правда.
В: Ты его полюбила?
О: Могла б полюбить, ежели б он изгнал из себя Адама.
В: Об чем же он безмолвно говорил?
О: Что мы оба ужасно несчастливы, хоть и по разным причинам, что любит меня, ибо я его не отвергла и не глумлюсь над ним.
В: Прелестно. В последний день поездки вы с его сиятельством уединялись?
О: Да, подымались на холм, откуда открывался хороший обзор.
В: Когда они отъезжали с Диком, тот на что-то показывал?
О: Полагаю, он изображал знакомство с местностью.
В: Его сиятельство об том просили? Они обменялись каким-нибудь знаком?
О: Нет.
В: Может, Дик указывал на пещеру, где назавтра вы оказались?
О: Не знаю.
В: Она была в той же стороне, верно?
О: Да, где-то там. Затрудняюсь сказать. Может, и верно.
В: Сколько еще оставалось до места вашего последнего ночлега?
О: Часа два езды; может, чуть больше.
В: Что еще происходило в дороге?
О: Его сиятельство осерчал, когда за повязку я сунула букетик душистых фиалок. Почему-то счел сие наглостью, хотя сперва промолчал.
В: Такая мелочь? Иных поводов к недовольству ты не дала?
О: Определенно нет.
В: Что потом было сказано?
О: После ужина меня призвали к его сиятельству, и я подумала, что опять состоится представленье. Но Дика тотчас услали, а мне было велено раздеться, и я так поняла, что наконец-то господин решил испытать свою удаль. Однако он меня не тронул, но, будто в наказанье, приказал сидеть голой, разбранил за фиалки, обозвал дерзкой шлюхой и бог знает кем еще. Таким я его не видела, он точно ополоумел: велел стать на колени и клятвенно подтвердить все его слова. Потом вдруг неузнаваемо переменился и сказал, что лишь испытывал меня, а взаправду весьма мною доволен. Затем поведал, что поутру мы свидимся с теми, кого он величает хранителями вод; мол, я должна их ублажить, за что меня ждет награда. Забудь все свои распутные замашки, сказал он, и предстань святой простотой.
В: Ты думала, речь об тех самых водах, что поминались в Лондоне?
О: Да.
В: Что еще было сказано об хранителях?
О: Мол, они чужеземцы, по-нашему не говорят, других европейских языков тоже не знают и слыхом не слыхивали об падших женщинах. Я должна изобразить девственницу, не ведающую об грехе, быть смиренной, ни в коей мере не развязной.
В: Его сиятельство не уточнили, из каких краев прибыли сии особы?
О: Нет.
В: И не обмолвились, как про них узнали?
О: Лишь обронил, что встреча долгожданна.
В: И стало быть, произойдет впервые?
О: Да. Хотя об том сказал намеком.
В: Не удивилась, что его сиятельство прочат тебя другим, будто сводник?
О: Отчасти.
В: Почему отчасти?
О: Он вечно говорил загадками.
В: После уилтширского происшествия ты знала, что тебе зла не желают, и потому не испугалась?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!