Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле

бывает час лучше сотни лет.

Беллучча, дочь Амбруозо из Барры, ради послушания отцу и готовности ему услужить, ведя себя осмотрительно в доверенном ей деле, выходит за весьма богатого жениха — Нардуччо, старшего сына Бьязилло Гваллеккьи, и, снабдив приданым шесть своих сестер, устраивает их брак с шестью братьями мужа

Бедный жених не накакал столько в постель, в какой мере уписались со смеху слушатели от последней проделки мышонка. Они хохотали бы до следующего утра, если бы князь не повелел всем подставить ухо рассказу госпожи Антонеллы, которая уже была готова к делу и сразу начала так:

Послушание есть надежная торговля, дающая прибыль без риска; послушание — поле, приносящее плоды во всякое время года, что покажет пример дочери одного бедного крестьянина: будучи послушна отцу, она не только себе проложила путь к счастливому будущему, но помогла и сестрам удачно выйти замуж.

Жил некогда на хуторе Барра земледелец по имени Амбруозо, у которого было семь дочерей; а весь его надел, чтобы их прокормить, состоял из одной чесночной грядки. Этот добрый человек водил дружбу с Бьязилло Гваллеккьей, богачом из Ресины, отцом семи сыновей, из которых Нардуччо, первенец, был дорог Бьязилло как зрачок в глазу. И случилось этому Нардуччо тяжело заболеть; и, хотя кошелек отца не закрывался, найти средство против болезни все никак не могли.

Однажды, когда Амбруозо пришел навестить Бьязилло, тот спросил его, сколько у него сыновей. И он, стыдясь признаться, что наплодил такую кучу пигалиц, ответил: четыре сына и три дочери. «Коли так, — сказал Бьязилло, — пришли мне, пожалуйста, одного из сыновей, чтобы он составил компанию моему старшему; этим ты сделаешь мне большое одолжение».

Амбруозо, видя, что его поймали на слове, и не зная, что отвечать, только кивнул головой в знак согласия; а сам, придя в Барру, впал в тяжкое уныние, раздумывая, как ему выполнить просьбу друга.

Наконец он подозвал к себе одну за другой всех дочерей, от самой старшей до младшей, спрашивая, какая из них согласится, чтобы услужить отцу, обрезать волосы, переодеться в мужское платье и, притворившись молодым человеком, завести дружбу с заболевшим сыном Бьязилло.

На эти слова старшая дочь, Аннучча, отвечала: «Да что же это такое: или у меня отец умер, что я должна обрезать волосы?» Нора, вторая, сказала: «Я еще и замужем не была, а ты мне, как вдове, хочешь волосы отрезать?» Сапатина, третья, говорит: «Я всегда слышала, что женщине грех надевать штаны». Роза, четвертая, ответила: «Ну вот еще! Ты думал, я соглашусь на то, что и врачи для больных не делают?» Чьянна, пятая, сказала: «Передай этому больному, чтобы лечился и делал себе кровопускания, а я не дам ни одного волоса ради тысячи жил мужчины». Шестая, Лелла, сказала: «Я родилась женщиной, живу женщиной и умру женщиной. И не собираюсь рядиться в фальшивого мужчину, чтоб потерять имя приличной женщины». Только Беллучча, последыш, видя, что отец после каждого ответа сестер глубоко вздыхает и все больше никнет головой, ответила: «Батюшка, если недостаточно будет мне преобразиться в мужчину, чтобы послужить тебе, скажи, и я стану любым животным, хоть самым ничтожным на свете, только бы ты был рад».

— Да будешь ты благословенна, — воскликнул Амбруозо, — ибо вернула меня к жизни взамен той крови, что я дал тебе. Так не будем же терять времени, ибо юлу, чтоб хорошо крутилась, обтачивают на токарном станке.

Обрезав ей волосы, которые были золотыми путами в руках сыщиков Амура, и обрядив в мужское платье, сшитое из лоскутьев, он отвел ее в Ресину, где Бьязилло с сыном, лежавшим в постели, приняли их с величайшей на свете любезностью. После чего Амбруозо вернулся домой, оставив Беллуччу служить больному юноше.

И вскоре Нардуччо, видя, что сквозь бедные лоскутья просвечивает красота ошеломительная, рассматривая ее так и эдак, оттуда и отсюда, сказал себе: «Если у меня на глазах не шоры надеты, клянусь, передо мною женщина. Нежность лица это выдает, голос подтверждает, походка обличает, сердце подсказывает, ибо любовь открывает. И эта женщина пришла сюда в мужской одежде, несомненно, чтобы устроить засаду для моего сердца». Весь с головой уйдя в эти мысли, он впал в великую печаль. Его охватил столь сильный жар, что врачи сочли его состояние близким к смерти.

Его матушка, для которой любовь к сыну была вместо солнца, стала ему говорить: «Сынок милый, светильник моих очей, подпора моей старости! Что с тобой? Мы надеялись, что ты укрепишься здоровьем, а ты теряешь остатки; ждали, что ты расправишь плечи, а ты съеживаешься, будто щетина на углях? Как можешь ты держать в такой скорби мамочку, не желая открыть причину твоего состояния, чтобы мы с отцом могли тебе помочь? Итак, сокровище мое, откройся, скажи ясно, в чем нуждаешься и чего хотел бы, а я позабочусь доставить тебе любое удовольствие этого мира».

Нардуччо, воодушевленный нежными словами матушки, открыл страсть своего сердца, сказав, что уверен, что сын Амбруозо — женщина, и если ее не дадут ему в жены, то он готов с жизнью расстаться.

— Не спеши, — отвечала матушка. — Чтобы остудить твою голову, надо сначала испытать и дознаться в точности, женщина это или все-таки мужчина. Давай отведем твоего друга на конюшню и поручим оседлать самого неспокойного жеребца. Поскольку женщины не так храбры, как мужчины, если мы увидим, что твой друг испугался, значит, это женщина.

Эта мысль понравилась сыну; Беллуччу позвали на конюшню и доверили ей самого неистового коня. И она, уверенно его оседлав, прыгнула в седло со смелостью льва. И сначала так повела его шагом, что любо-дорого было смотреть, потом перешла на рысь — что, глядя на нее, себя позабудешь, пустила по кругу — глазам не поверишь, вскачь понеслась — ум потеряешь, курбеты делала такие — будто сон видишь, а как галопом помчала — заглядишься, что впору из рубашки выскочить. Матушка, посмотрев на все это, говорит Нардуччо: «Брось-ка, сынок, свои выдумки: этот парень сидит на коне лучше самого бывалого гонца у Порта Реале»[330].

Но слова матушки не сбили компаса Нардуччо: он по-прежнему твердил, что его друг, без сомнения, девушка и что в ином его и Скандербег не убедит. Матушка, чтобы избавить сына от этих мыслей, сказала: «Успокойся, дурачок. Устроим еще одно испытание, чтобы ты разобрался, где правда». Принесли в комнату ружье и, позвав Беллуччу, велели зарядить его и выстрелить. И она, взявшись за это ружье, засыпала порох в дуло — и в тот же миг всыпала порошок Дзанни[331] в тело Нардуччо; зажгла фитиль на змейке — и запалила огонь в его сердце; а выстрелив, не только попала точно в мишень, но и пронзила грудь бедного юноши любовным желанием.