Книжный на левом берегу Сены - Керри Мейер

еще несколько дней ждала, чтобы они дозрели на кухне до положенной кондиции.

— Готовка все больше похожа на охоту, — жаловалась она. Но ее самоотверженные усилия сторицей окупались, когда она выставляла на стол идеально запеченные, спассерованные или взбитые угощения перед их шумными, знающими в этом толк друзьями. В тот вечер за столом собрались Карлотта с Джеймсом, Ринетт, Фарг и Жизель с Вальтером.

— Мы с Джеймсом на днях как раз обсуждали, что неплохо бы сделать наши фотопортреты, правда, милый? — Карлотта ласково дотронулась до руки мужа и повернулась к Жизель. — Пускай мы не литераторы, но, безусловно, можем вам заплатить. Что скажете?

— Я с удовольствием, — откликнулась Жизель.

Девушка уже стала частой гостьей в обеих лавках и время от времени даже покупала книги, выкраивая средства из своего скудного жалованья в Сорбонне, где вела несколько курсов. То, как она заботилась о застенчивом и блистательно одаренном Вальтере, трогало Сильвию — особенно с тех пор, как она поняла, что если они в прошлом и были любовниками, то теперь определенно нет. Жизель уже вполне освоилась в лесбийском сообществе Левого берега и часто посещала салон Натали Барни, куда Адриенна с Сильвией и сами нередко заглядывали в 1920-е годы. Жизель с Вальтером скорее связывали братские отношения: она могла мягко подтрунивать над ним, а он, будучи не слишком общительным, поддавался ее уговорам и посещал светские мероприятия и званые обеды, которых сам с удовольствием избежал бы. Так было и тем вечером, и, хотя по большей части он молчал, казалось, собравшаяся компания забавляет его и он чувствует себя вполне непринужденно.

— Wunderbar[145], — оценил Вальтер идею сделать портреты четы Бриггс. — И кстати, я согласен с Адриенной, что тебе следует фотографировать писателей. Боюсь, время для этого ограничено.

— Да, но обычно принято ждать, когда тебя попросят сделать фото, поручат заказ. В особенности среди живописцев. А ты предлагаешь, чтобы я сама просила у писателей разрешения снять портрет?

— Почему бы и нет? Ты и сама человек искусства, — возразила Адриенна. — И это почти то же самое, что подыскивать модель, к тому же, как мне известно, художники нередко сами предлагают какому-нибудь известному человеку его написать.

Жизель помолчала, обдумывая предложение.

— Я понимаю ваши колебания, — вступила Сильвия. — То же и у меня в лавке. Я не люблю давить на посетителей или навязывать им книги, а предоставляю им самим обращаться ко мне. Если им нужно что-то конкретное, они подойдут и спросят. С другой стороны, я верю в людей искусства и их замыслы и готова сделать все, чтобы им посодействовать, так что, если вы стесняетесь обратиться к кому-то из писателей, я уверена, что смогу в этом смысле быть вам полезной.

Адриенна радостно улыбнулась Сильвии.

— Вот-вот! Я тоже. Предоставьте уговоры нам.

Беньямин под столом похлопал свою подругу по коленке и высказался:

— Какие у нас замечательные друзья в Париже.

Карлотта с широченной улыбкой захлопала в ладоши.

— А когда ваши фотоработы выставят в «Андерсон гэлерис», мы станем всем хвастаться, что были свидетелями того, как зарождалась сама их идея.

Джеймс поцеловал жену.

Дальше разговор, как всегда, пошел о плачевном состоянии экономики и Европы, а затем — о положение дел в «Ля мезон» и «Шекспире и компании».

— Я неплохо справляюсь, — запротестовала Сильвия.

— Среди нас, между прочим, банкир, Сильвия. Тебе сам бог велел расспросить его, — заметила Адриенна.

— Он наш друг, — поправила ее Сильвия, чувствуя, как запылали щеки — хотя вряд ли от смущения, ведь, как-никак, Карлотта была ее старинной подругой и прекрасно знала, в каком отчаянном безденежье тонет «Шекспир» из-за инфляции и того, что многие американцы покидают Париж, а арендная плата только растет. Сильвия с трудом сводила концы с концами и распрощалась с Мюсрин, а Жюли платила лишь изредка, разве что иногда бесплатно отдавала ей книги или делала маленькие подарки, хотя ее подруга настаивала, что ей просто нравится помогать в лавке и жалованье тут ни при чем.

— Я и сам размышлял о вашем положении, — мягко сказал Джеймс. — Вы никогда не задумывались о том, чтобы привлечь кого-нибудь с деньгами? Продать долю? Уверен, что многие меценаты только рады стать владельцем частички «Шекспира и компании».

— Но тогда Сильвия уже не будет владелицей своей лавки, не так ли? — уточнила Адриенна.

— Именно так. Не единоличной владелицей.

— Значит, это совершенно исключено, — заявила Адриенна под сочувственные кивки Жизель и Вальтера. Сильвия тоже согласилась, хотя и молча. Она ни за что не продала бы «Шекспира и компанию».

— Продажа акций и есть то, что в первую очередь ввергло мировую экономику в нынешний хаос, — заметил Беньямин.

Джеймс добродушно усмехнулся.

— В какой-то степени. Но я так думаю, что она же нас из него и вытащит.

— После того как «Новый курс» вашего нового президента получит шанс реализоваться, — сказал Беньямин.

Джеймс только пожал плечами.

— Надеюсь, план Рузвельта даст результаты. Здесь мы явно вступаем в область неопределенности. Одно можно утверждать: экономика не сумеет оправиться и снова заработать как полагается, пока фондовый рынок не встанет на ноги. А это и означает покупку и продажу акций.

На сей раз плечами пожал Беньямин. Они с Джеймсом явно расходились во мнениях, но оба решили, что нынешним вечером экономика не повод ломать копья.

— Я ценю интерес к «Шекспиру и компании», — сказала Сильвия. — Как вы думаете, Джеймс, может быть, нам с вами как-нибудь сесть и обсудить, какие у меня есть варианты? Вдруг все же найдется какой-то выход, кроме как продавать доли лавки.

— Я все обдумаю и наведу кое-какие справки, — пообещал он.

Не сказать, чтобы тот вечер прошел в бесшабашном веселье и возлияниях, как бывало в двадцатые, и чтобы Сильвия завидовала юным дарованиям, покорявшим нынешний Париж тридцатых годов, и все же она ложилась спать, полная надежд. Ее лавка, как и она сама, прочно утвердилась в своем положении и пользуется уважением. Это грело ее душу. Не в одной буре они выстояли вместе, она и ее «Шекспир и компания». И что им новая буря?

Глава 29

— Почему вы не в настроении? — спросил Сильвию Жан Шлюмберже[146], когда одним вечером 1935 года они отмечали в «Ля мезон» выход в свет первого выпуска нового журнала Адриенны «Мезюр».

— Так заметно? Извините, — ответила Сильвия, выдавив улыбку. — Такой славный праздник.

— Бросьте, Сильвия, не пытайтесь меня заболтать, — возразил он. — Лучше расскажите, что вас печалит.

— Сегодня мне сообщили, что «Шекспир и компания» не могут претендовать на поддержку французского правительства, потому что я американка. — Сильвии было неловко даже признаться, что она нуждается в помощи, но сил скрывать горькую правду ей уже не хватало.

— Какая нелепость! —