Мелодия звёзд - Оливия Вильденштейн

Мона долго изучала мое лицо, ее зрачки пульсировали в такт с ритмом моего сердца.

– Единственный способ для нее спеть – это если ее законный опекун – Джефф – подпишет бумаги.

– Нет, если это не будет снято, верно?

Мона закусила губу. Но это не смазало ее помаду.

– Пожалуй, да.

– Может, начнем с этого? Так я смогла бы разогреть голос перед моими съемками.

На какое-то бесконечное мгновение Мона замолкла и замерла.

– Ну пожалуйста! Вы не пожалеете об этом.

– А мой сын тоже будет выступать?

– Тен? Нет. Он здесь ради своей младшей сестры. – И ради меня. – Вот и все.

Ее выражение – я не могу сказать, печаль это или разочарование, – омрачило ее идеальное лицо.

– Кара! – крикнула она, и сила ее голоса поразила меня. – Выключить все камеры. И телефоны тоже. Сейчас же!

Несколько разговоров, гудящих вокруг нас, затихли.

– Спасибо, миссис Стоун, – сказала я ей, когда она пошла занять место.

Она коротко кивнула мне, и я поднялась на сцену. Как только я села на скамью, я подкрутила микрофон, пока он не оказался на нужной высоте. А потом сказала:

– Невада Дилан, тащи сюда свою тощую задницу.

Глаза Нев полезли на лоб. И мамины тоже.

– За тобой должок, помнишь? – добавила я.

Нев опустилась еще ниже на деревянной скамье.

Я начала играть первые аккорды своей песни.

– Меня бы здесь не было сегодня, если бы не ты.

Это заставило ее резко вскочить с места. Может быть, потому что Нев испугалась, что я могла сболтнуть лишнего. Она посмотрела на маму, потом на Мону. Когда Мона наклонила голову в сторону сцены, Нев понеслась вперед, словно движимая невидимой силой. А потом она поднялась по лестнице, ее колени дрожали, ресницы хлопали.

Я наклонила голову к скамейке, и она поспешно села.

– Это не снимается, не волнуйся, – сказала я ей.

Цвет лица у Нев стал восково-серым, как у человека, который столкнулся лицом к лицу со своим величайшим страхом. Я толкнула ее плечом. Она подняла на меня глаза.

– Так вот почему Линн…

– Заставила тебя порепетировать мою песню? – Я кивнула, а потом, не сводя с нее глаз, прошептала: – Готова?

Она отрицательно покачала головой.

Я наклонилась и прошептала:

– Ну, я тоже не была готова, но ты не оставила мне выбора, так что я возвращаю тебе должок.

Я нажала на клавиши пианино, настолько сосредоточенная на Нев, что театр и все, кто был в нем, растворились.

– Раз, два, три, – сказала я, отмечая ритм легким кивком головы.

А потом я начала играть песню, которая привела меня на эту сцену.

Когда я закончила вступление, губы Нев были все еще плотно сжаты.

Я толкнула ее локтем, и она подпрыгнула.

– Сейчас, – пробормотала я прямо перед началом первого куплета. Но она не поет.

– Ты же знаешь эту песню. Ну же, – тихо сказала я.

Нев все еще не разжимала губ.

– Что там на твоем браслете написано? – прошептала я ей.

Она нахмурилась, потом перестала заламывать пальцы, чтобы прочесть слова на нем. Она должна поверить им.

Мои пальцы бегали по клавишам, разогреваясь к припеву. На этот раз, вместо того чтобы петь в одиночестве, я повторяла такты, ожидая, что Нев присоединится ко мне.

Ее губы оставались неподвижными.

Переигрывая припев, я сказала ей:

– Я остановлюсь и уйду отсюда, если ты не будешь петь.

Ее голова дернулась, а затем ее взгляд наконец оторвался от клавиш и сфокусировался на мне. Я качала головой в такт ритму, пристально глядя на нее, заставляя забыть, что ее мать находится в зале.

Мои пальцы снова играют припев. На этот раз клетка губ Нев открылась, чтобы выпустить завораживающий звук, который растекся в пустоте вокруг нас.

Ее голос выходил из нее, распространяясь, как бархат и чернила, по старому театру, покрывая все и вся своей чудесной, хриплой темнотой.

Мне показалось, что мы снова в моей гостиной, поем вместе в самый первый раз, наши голоса перекрываются и сплетаются.

Я сделала глубокий, жадный вдох. Мои пальцы танцевали по гладким клавишам, двигаясь к последнему припеву, который разразился, как буря, – медленно, напористо, мощно. Я смотрела на Нев и чувствовала что-то свирепое. Она так молода, но так храбра. Такая крошечная, но уже повсюду. Ее пальцы были сжаты в крепкие кулачки, но спина была прямая, а челюсть мягкая. Я расслабила свою челюсть тоже.