Четвертый тоннель - Игорь Андреев

Сошлись на цифре четыреста.

— Почему ты даешь мне свои деньги? — спросил я по пути в банк. — Мы с тобой не друзья и не родственники.

— Я не знаю, — она пожала плечами. — Я хочу тебе помочь. Друзья и родственники всегда что-нибудь хотят, им сколько ни давай, всегда недостаточно, и мне не хочется им давать. А ты от меня ничего не требуешь, и мне с тобой хорошо…

В один из дней она познакомила меня со своими коллегами. Два мужика. Один — начальник, его уважительно называют по фамилии с артиклем «доктор». Не помню фамилию, но звучит примерно как «доктор Суньхуйвчайвысуньсухим». Второй — помощник начальника. Оба круглолицые, животастенькие, с небольшой залысиной, похожей на слишком высокий лоб, загнутый в сторону макушки, и оба любят пить водку и петь русские песни в караоке-баре. Мы сидели в ресторане, пили китайскую водку и говорили о дружбе народов. Доктор сказал, что лаосцы очень любят русских и вспоминают добрым словом СССР (он говорил «си-си-си-пи»). Он любовно смотрел на меня, таким взглядом любящий отец смотрит на сына, который наконец-то вернулся из армии в родную деревню, и предлагал тосты: «за дружбу между Лаосом и Россией», «за Советский Союз», «за коммунизм» и прочие подобные. Естественно, мы затронули в тостах наших любимых родителей, наших любимых женщин, наших любимых друзей и всех остальных, чья ценность становится более очевидной на большом расстоянии, так что когда вторая бутылка кончилась (Кхам не пила, только мы трое), мы были не только пьяные, но и исполненные любви ко всему живому…

Однажды они позвали в бар. В дополнение к пиву и чипсам доктор заказал девушек для помощника и еще одного мужика, который в этот раз был с нами и, вроде бы, как-то был связан с их бизнесом. Кхам объяснила функцию этих девушек: сидеть рядом с мужчиной, который ее заказал, и подливать ему пиво в стакан по мере его опустошения. Я не понимал, зачем нам эти девушки за столом. Может быть, они служат чем-то вроде живой мебели, и это само по себе круто? Наконец, было сделано то, для чего девушки были действительно пригодны. Помощник доктора пошел с одной из них в «комнату свиданий». Мы все остались за столом.

— Сейчас они будут заниматься сексом, — сказала Кхам, смеясь.

— Да, сейчас он будет ее трахать, — добавил доктор, и захохотал.

Помощник доктора и девушка вернулись удивительно быстро, через несколько минут. Девушка что-то сказала по-лаосски. Все засмеялись. Кхам перевела для меня:

— Он трахнул ее три раза за две минуты.

— Что? Три раза за две минуты? Этого не может быть!

Доктор снова захохотал. Кхам сказала девушке что-то вопросительное. Та утвердительно кивнула головой и сказала еще что-то. Все снова засмеялись.

— Да! Кончил три раза за две минуты!

Они обсуждали, вместе с проститутками, интимные физиологические процессы помощника доктора так легко и жизнерадостно, будто делились впечатлением от кинокомедии. Я растерялся и лишь смог в недоумении сказать:

— Не пойму… А зачем так быстро?

Снова взрыв хохота. Ответили в том духе, что, мол, ну вот просто так…

…Однажды я увидел белого старичка, который поселился в нашем гестхаусе. Один, без попутчиков. Я никогда не видел его с кем-то из других туристов. Он был в шортах и совковой майке с лямками на плечах. Массивные роговые очки с толстыми стеклами.

— Привет, — сказал я. — Я здесь живу. Меня зовут Игорь.

— Стив, — он протянул свою ладонь для рукопожатия.

Густые волосы на голове Стива немного с проседью, но вполне черные, а вот огромная обширная борода, точно как у Карла Маркса, была совершенно седой. Оказалось, он с Гавайев. Гавайские остова в понимании среднерусского человека служат символом шикарной жизни на тропическом острове, разрекламированном американскими фильмами. На самом деле Гавайи — просто один из штатов Америки, остров в Тихом океане. Для богатых визитеров это тропический рай, а для местных жителей — просто обычное место жительства. Стив сказал, что ненавидит Гавайи.

— Мне там нечего делать. Впрочем, мне нечего делать в любом американском городе. Да и здесь, в общем-то, мне нечего делать. Но здесь хотя бы жизнь стоит дешево.

Стиву шестьдесят лет. Получает пенсию от американского правительства — 800 долларов в месяц.

— Восемьсот баксов? — удивился я. — Я бывал в Штатах, по-моему, этих денег недостаточно для жизни в Америке.

— Недостаточно? — переспросил он саркастично. — Как ты думаешь, для чего этих денег достаточно?

— Не знаю. Я знаю, что снимать маленькую квартирку в Лос-Анджелесе стоит больше тысячи долларов в месяц. А ведь еще нужны деньги на остальное.

— Я тебе скажу, на что этого достаточно, сынок. Этого достаточно, чтобы пойти в парикмахерскую и сделать стрижку, — сказал он с насмешкой, обращенной в адрес то ли американского правительства, то ли самой пенсии, которая так далека от идеала. — Этого достаточно, чтобы сделать факинг стрижку, сынок.

Поэтому он постоянно живет в Юго-Восточной Азии, переезжая из города в город между странами. Сюда он приехал из Камбоджи, где провел шесть месяцев. Хочет зависнуть в Лаосе некоторое время и, если понравится, остаться здесь на следующие полгода. Только слетает в Малайзию к дантисту. Ему ставили искусственные зубы в Куала-Лумпур, и он периодически ездит туда на профилактические процедуры.

— Марихуану хочешь? — спросил он обыденным тоном. — Привез из Камбоджи. Там она дешевая. Официально запрещена, но курят все, включая полицейских.

Трава оказалась довольно крепкой и я уже не помню, как наш разговор перешел к женщинам. Кажется, я спросил, есть ли у него семья в Штатах. Нет. Детей тоже нет. При этом восемьсот долларов, поступающие каждый месяц на кредитную карточку, позволяют иметь много камбоджийской марихуаны, и время от времени дешевый азиатский секс.

— Я обычно покупаю отсос, — сказал он, затягиваясь скрученной вручную сигаретой. — Отсосала, на тебе двадцать пять долларов, и до свиданья. Я люблю отсос. Быстро, и никаких головоломок…

Мы попрощались, и я пошел к своей подруге. Кхам рассказывала про водопад, одну из местных достопримечательностей. Мы планировали туда поехать. Я уже много дней гонял по городу и окрестностям на ее мотобайке, так что она знала, что я управляю хорошо.

По пути на водопад заехали в маленькую деревню, где живут люди, принадлежащие к одному из местных племен. Она хотела встретиться с женщиной, которая вручную делает ткань, какими-то там свойствами хорошую. Красивая стройная женщина лет тридцати на вид была одета в черный халат с бардовой окантовкой. Смоляные волосы с пробором посередине собраны в клубок на макушке, из него торчит серебряный гвоздь длинной сантиметров двадцать. Я спросил про него, и выяснилось, что этот гвоздь, как и массивные серебряные кольца в ее ушах — важная ритуальная ценность. Если женщины в «цивилизованных» странах воспринимают драгоценности скорее как социально значимый аксессуар, и в этом смысле важно не только, чтобы они были красивыми и дорогими, но и были от такого-то бренда, то женщины в этом племени не знали, что такое «Кристиан Диор», но были трепетно влюблены в массивные куски серебра.