Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

Мирей состроила гримасу. Накинув шаль на плечи, она разглядывала свои запасы, разложенные по порядку, — паштеты, рыба в масле, фасоль, горошек… В холщовых мешках, стоявших на деревянных решетках, были рис и картофель. На самой верхней полке выстроились банки с вареньем и бутылки с кленовым сиропом.

— Боже милосердный! У меня было тридцать банок черничного варенья, а теперь осталось только двадцать пять! — вскричала Мирей. — И не хватает двух банок яблочного компота, который я закрывала в прошлом месяце!

— Значит, это происходит не только у Мины, — заметила Мадлен. — Кто-то питается за наш счет.

— Я поняла, — проворчала гувернантка. — Это Лапуэнты, то есть разбойник Онезим. Мадам ему платит за то, чтобы летом он рубил дрова, колол их и складывал в сарае. Он спокойно может подобраться к нашей провизии. То же самое и у вас.

— Да, Онезим действительно заготавливает нам дрова на зиму, — признала Мадлен. — Месье Жослин не может этим заниматься, у него слабое сердце. Но мы не можем голословно обвинять нашего любезного соседа. И потом, Онезим кажется мне честным.

— Для тебя, наивная ты душа, все эти люди честные: Маруа, Лафлер, Лапуэнт… Как только мадам вернется, я сразу ей об этом расскажу. Во всяком случае, в последние дни собаки не лаяли. Значит, это кто-то из знакомых. Тебе повезло, что вор не стал брать муку и сало.

— Спасибо большое, Мирей. Не мерзните, возвращайтесь в кухню.

— До свидания, Мадлен, и будь осторожна! Городок теперь словно вымер.

Киона слушала их разговор из кухни. Она проворно попятилась, выскользнула в коридор и с досадой вздохнула.

«Придется прекратить, — подумала она. — Поначалу это было незаметно, но теперь есть риск, что они вызовут полицию».

Девочка на цыпочках поднялась на второй этаж так же бесшумно, как это делал ее сводный брат Тошан.

«Это уже неважно, сейчас у него достаточно еды», — успокоила она себя.

Мукки играл со своими шариками на ковре в спальне. Лоранс, Мари-Нутта и Акали разыгрывали партию «желтого карлика»[44].

— Где ты была, Киона? — спросил Луи. — Я выиграл тебе красивый агатовый шарик.

— Ходила в туалет, — ответила она. — Покажи мне его.

Киона с задумчивой улыбкой смотрела на крошечный стеклянный шарик. Никто ее не подозревал, и это было хорошо.

«Маленький рай», тот же день

Эрмина и Овид просматривали стопку документов, которые им удалось собрать за две недели. Они устроились за столом в кухне, где молодая женщина проводила большую часть своего времени, в кругу света от люстры из розового опалового стекла. В помещении было тепло, из чугунной кастрюли вырывалась аппетитно пахнущая струйка пара.

— Этот запах сводит меня с ума! — воскликнул учитель. — Никак не могу понять, что там у вас варится.

— Это заяц. Сначала он был поджарен кусочками, теперь тушится в бульоне со специями, которые придадут мясу нежность. Это рецепт Мадлен, доставшийся ей от матери. Только не спрашивайте, откуда взялся заяц: я не могу вам этого сказать. Жители Лак-Сен-Жана снова достали свои охотничьи ружья и тайком продают дичь.

— Очень интересно, — улыбнулся Овид. — Буду приезжать к вам почаще. Пока ваша мать не подстрелит меня как гигантского зайца.

Эрмина рассмеялась, затем снова посерьезнела. Она внимательно разглядывала фотографию.

— Я смотрю, вам пригодился мой фотоаппарат.

— Мне пришлось схитрить, чтобы получить этот снимок. Я переоделся! Надвинул кепку на уши и надел солнцезащитные очки. Я бродил вдоль ограды пансиона в то самое время, когда мальчики обычно пилят дрова странным приспособлением на основе старого стационарного мотора, вышедшего из строя. Я уверен, что многие из них часто ранятся, так как агрегат далеко не безопасен. Взгляните, какие несчастные эти дети.

— Да, если этот снимок появится в «Пресс», мы достигнем своей цели.

Эрмина не могла оторвать глаз от худых силуэтов, столпившихся вокруг пилы, в дырявых ботинках на босу ногу, с бритыми головами.

— Мощеный двор блестит, всюду лужи воды, — сказал Овид. — Понятно, что идет дождь. Пансионеры не должны работать на улице в такую погоду. На другой фотографии девочки выстроились в ряд; все с отсутствующим взглядом, в плохой одежде. Ничто не указывает на жестокое обращение, которое мы изобличаем, но только человек с каменным сердцем может остаться равнодушным к отчаянию, написанному на их лицах.

— Моя подруга Бадетта точно будет потрясена. В тот вечер, когда я с ней познакомилась, она сказала мне, что борется за права детей и всех тех, кто страдает. Это случилось на железной дороге, немного не доезжая до станции Лак-Эдуард. Локомотив потерпел аварию, и всем пассажирам пришлось покинуть поезд. Я ехала в Квебек вместе с Шарлоттой и Мукки, который был тогда младенцем.

— Расскажите еще, — попросил Овид. — У вас жизнь такая захватывающая!

— Я решила пройти прослушивание в Капитолии, но только Мирей, наша экономка, была в курсе моей затеи. Какой я была тогда юной, робкой и наивной! Нас приютили в туберкулезном санатории, и я спела для больных в помещении столовой. Там я и познакомилась с Бадеттой, которая обожала мой голос, поскольку — еще одно совпадение — она слышала мое пение в Шамборе на рождественской мессе. Она представилась мне в поезде, который вез нас в безопасное место.

— А прослушивание в Квебеке? Надеюсь, вы всех там поразили?

— Нет, по той простой причине, что на следующий день я решила вернуться домой. Но эта авария, моя безумная идея уехать тайком от всех — все это должно было случиться. Если бы я подчинилась своему мужу, то, наверное, так никогда бы и не нашла своего отца… Но это такая длинная история! Я не могу все рассказать вам сегодня.

— Ну хотя бы вкратце! — с улыбкой взмолился Овид.

— Мы думали, что папы нет в живых, об этом я вам, кажется, уже говорила. Но он, оказывается, был болен туберкулезом и находился в санатории. Он назвался Элзеаром Ноле — это имя его деда. Разумеется, он понял, что я его дочь, и попытался со мной заговорить, но я испугалась его вида. Представьте себе изможденного, бледного мужчину в слезах… С тех пор он сильно изменился, слава Богу! На следующий день он сбежал. Я вам все это рассказывала в двуколке пансиона. Судьба бывает так непредсказуема! Без этого злоключения моего отца, возможно, сейчас уже не было бы с нами и Киона не родилась бы. Вы увидите ее на полднике. Она так преобразилась! Веселая, сияющая и такая красивая! И волосы у нее отросли.

— Если я правильно понял, ваш муж не разрешал вам проходить прослушивания.

— У Тошана были на то свои причины. Он считал меня слишком юной, к тому же нашему ребенку было всего несколько месяцев. Дело было зимой. И я была наказана за свою глупость: обратная дорога спровоцировала выкидыш. Господи, как же я жалела об этой поездке!