Лукавый Шаолинь - Алина Воронина

Я предала своего учителя и ангела-хранителя.

Я рассказала Васильичу о том, что Влад любит и любим. О том, что у него скоро будет ребенок. Тренер выслушал меня и спокойно сказал:

— Спасибо, во шинь. Можешь идти заниматься.

Я встала рядом, чтобы слышать все, что Васильич скажет Владу. Я ожидала страшного наказания и втайне радовалась. Но я не услышала ничего, так тихо говорил тренер. Ушуист невозмутимо отвечал на его вопросы, только все ниже опускал голову.

Васильич не выгнал его из клуба (кто же захочет лишаться прекрасного боевика), но отношение изменил.

Писательница Алина Воронина выключает диктофон:

— Спасибо. На сегодня хватит.

— Как видите, я не безгрешный ангел и не идеал для подражания. И на протяжении всего своего Пути совершала непростительные ошибки. Что только подтверждает правило: мало обладать выдающимися способностями и привлекательной внешностью. Это ничто без мозгов и здорового самоуважения.

— И все же в конце концов вы, Элиза, сделали правильный выбор.

— Который дался мне нелегко. Семь долгих лет я пыталась разобраться в себе.

— И все же вы с Инной совершили невозможное. Невероятное!

Так прошел год. Я продолжала упорно тренироваться, ходила сразу на две тренировки — к Никите и Васильичу, записалась в тренажерный зал, чтобы улучшить свою физическую форму. Я очень изменилась не только внешне (сильно похудела и приобрела спортивную фигуру), но и душой. Стала гораздо равнодушнее. Впрочем, иногда и через мой пофигизм прорывались злость и обида.

А дело было в одном во шинь, правда, его так никто не осмеливался называть. Даже Васильич обращался к нему по имени — Кирилл. Внешне Кир был совсем неспортивным. Толстый, даже обрюзгший — и это в неполные двадцать лет! Но зато имел прекрасные способности к боевым искусствам. То, за что мне приходилось биться до кровавого пота, давалось ему легко, играючи.

И отношение к рукопашке у него было совсем иное. Наши ушуисты клялись посвятить ей всю жизнь, я возложила любовь на алтарь боевых искусств, а Кирилл с первого дня заявил, что будет ходить, пока не надоест. Даже Васильич опешил от такой наглости и… взял его! Наверное, сразу понял, что Кирилл — чертовски способный ученик.

Я возненавидела Кира с первого взгляда, потому что была лишена того, что он совсем не ценил. Да, все сбылось и получилось. Я стала ловкой, научилась драться, но ценой крови, слез, пота и потерянной любви. А Киру это было дано просто так, в подарок от природы. И однажды я не выдержала. Васильич как раз хвалил Кирилла за удачно выполненный комплекс.

— За что вы так ко мне? — я уже почти кричала. — Я готова за вас перегрызть горло кому угодно. Я готова продать душу за одно ваше ласковое слово. Я отдала любовь за то, чтобы быть ученицей школы. А вы предпочитаете мне толстого мальчишку?

— Элиза, выйди, — холодно сказал Васильич, — я не буду разговаривать с тобой в таком тоне. Давай пообщаемся на следующей тренировке. И принеси, пожалуйста, с собой флейту. Насколько я знаю, ты умеешь играть.

Я почти бегом бросилась от тренера. Злость кипела во мне и требовала выхода. Я вполне могла наброситься на кого-нибудь с кулаками. Пытаясь унять агрессию, стала отжиматься на кулаках. Вскоре стало легче.

На следующую тренировку я пришла с флейтой. И демонстративно стала играть, усевшись прямо посередине зала. Обида вдохновляла: флейта в моих руках творила чудеса.

— Да ты прекрасный музыкант, — сказал Васильич. — Он подошел ко мне тихо, как кот. — У тебя явный талант. Девочка с флейтой, живущая у леса. А теперь дай инструмент Киру — пусть попробует.

— Но я же не умею, — возразил парень.

— Я сказал, играй, — прикрикнул на него тренер.

Кирилл взял флейту в руки. Он действительно не был музыкантом — звуки получались смешные, нелепые и резали слух.

— Ты видишь, видишь? — Васильич говорил жестко, но спокойно. — Он неспособен играть на флейте. Значит, он хуже и ниже тебя? Отвечай, во шинь!

— Нет, — прошептала я.

— Тебе надо давать концерты, радовать слушателей, — мягко сказал тренер.

— Только мне это не нужно.

Я вырвала из рук Кирилла ни в чем неповинную флейту и в бешенстве растоптала ее.

— Я хочу биться!

— Глупая, ты так и не поняла. У тебя свой путь. И ты свой Шаолинь должна найти в себе.

— Закончим этот разговор. Вы меня не любите!

Васильич устало вздохнул и отошел от меня.

А в моем сердце зрел злой умысел.

Я подошла к тренеру:

— Простите меня, Сергей Васильевич, — я почти шептала, притворяясь такой робкой, какой была, когда только стала ученицей Школы.

— Прощаю, — удивленно ответил мне он, — иди, занимайся.

Я не была такой одаренной, как Кирилл. И я была женщиной, а они, как известно, гораздо слабее мужчин.

Но я была куда опытнее, чем он, и я выдержала бой с Бранимиром. Я решила устроить ему темную. Кирилл, любивший одеваться долго и тщательно, вышел из клуба последним. Я подстерегла его и для затравки задела плечом. Несильно.

— Любимчик Васильича, звезда ты наша. «Когда надоест — уйду». А знаешь ли, что назад пути нет? Что все мы будем заниматься до конца жизни? У тебя не будет ни семьи, ни любви. Ничего! Только боевое искусство и привилегия заходить в запретную зону Заповедного леса! Не слишком много, правда? Сейчас посмотрю, что ты собой представляешь, во шинь. Во шинь — вот ты кто, — прошипела я, — что молчишь?

— Просто замер от счастья, что такая красивая девушка стоит ко мне почти вплотную.

— Что ты несешь? — взвилась я и ущипнула мальчишку за пухлую щечку.

— Всякий вздор. Но от твоих прикосновений любой потеряет голову.

— Ты — малолетний идиот.

Мне были и смешно, и грустно одновременно, но злости я уже точно не чувствовала.

— Элюня, почему я не нравлюсь девушкам?

— Я тебе не Элюня! Не знаю, почему не нравишься. Может, цветов им не даришь…

Так, что-то тут не так. Вообще-то я собиралась бить ему морду.

— Какая у тебя маленькая ручка, Элюшка. Такие руки не должны поднимать ничего тяжелее чайной ложки.

— Хватит склонять мое имя. Нет, ты не идиот, — рассмеялась я, — ты трус, подхалим и подлиза. Девчонки испугался… Ладно, познакомлю я тебя с кем-нибудь. Но о тренировках не забывай, ты ж у нас талант.

— Эля, я неудачник! — простонал Кирилл. — Я никому не нужен. Меня никто не любит.

Мне ничего не оставалось, как обнять его. Я по-матерински погладила недоросля, уткнувшегося в мою в грудь, и сказала: