Женщины Девятой улицы. Том 3 - Мэри Габриэль

Washington Post в рецензии высмеяла «царственную» осанку художницы, «подчеркнуто любезные» манеры, «скользящую» походку и статус «королевы американского абстрактного искусства». Критик Пол Ричард, по сути, ставил ей в вину то, что послы, сенаторы и судьи Верховного суда приняли приглашения и пришли на бал музея в ее честь. «Женщины-художники здесь и в других местах считают ее героиней», — писал он[1078]. Возможно, критик просто ошибочно принял сдержанность Хелен при общении с ним за высокомерие[1079].

К сожалению, к 1989 году, когда Хелен стала второй после Ли Краснер женщиной, удостоенной ретроспективной выставки в Музее современного искусства, эта негативная репутация преследовала ее, и она реагировала на это соответственно[1080].

Хелен словно раздвоилась. «В частной жизни она казалась во многих отношениях той же, какой, как она сама говорила, была в 1950-х годах, то есть авантюрной, любящей, спонтанной и забавной», — рассказывала ее племянница Эллен Айсман[1081]. На публике же художница, дабы защититься от нападок, прикрывалась настолько толстым и непробиваемым щитом, что ее второго «я» почти не было видно[1082]. Ее называли «отстраненной» и «патрицианской»[1083].

«У этой женщины широко открытые карие глаза и именно в это утро слегка скептический взгляд, — писал о ней репортер из Christian Science Monitor. — Она говорит тихим, четко контролируемым, чуть скрипучим голосом. Ее слова отделены друг от друга продуманными паузами»[1084]. Лицо Хелен, ранее невероятно открытое, тоже отражало изменение ее отношения к внешнему миру. Несмотря на возраст, она оставалась по-прежнему прекрасной, но челюсть ее стала более жесткой, более решительной. Хелен жаловалась на одиночество, а иногда впадала в ужасную депрессию и задумывалась над тем, почему она вообще выбрала такую жизнь[1085]. А когда ее как-то спросили, что для нее означают слава и деньги, Хелен ответила: «Пустое!..»[1086].

В 1994 году, в свои 65, Хелен обустроила жизнь как можно дальше от мира искусства. Она вышла замуж за инвестиционного банкира Стивена Дюбрула — младшего, бывшего главу Экспортно-импортного банка, который во время Корейской войны работал на ЦРУ, и переехала в дом на воде в Дариене[1087]. Внешне она стала именно тем, кого описывали ее хулители, — изысканной представительницей богатой буржуазии. Но ее творчество шагало по всему миру, и Хелен-художник продолжала творить еще более десяти лет[1088].

В 80 она создала одну из самых красивых гравюр, «Плачущую яблоню», которая по технике и чувствительности выглядела так, будто ее сделала намного более младшая Хелен, образца, скажем, 1952 года. Хелен скончалась у себя дома в 2011 году после долгой болезни, которая истощила ее и физически, и эмоционально. Она оставила миру множество произведений, созданных почти за шесть десятков лет творчества, которые весьма красноречиво рассказывают о том, какой была эта женщина на самом деле.

Хелен похоронили в кампусе Беннингтонского колледжа[1089]. Подобно Ли и Джоан, она также завещала использовать львиную долю своего огромного наследства на финансирование собственного фонда — фонда Хелен Франкенталер. Кроме задачи сохранения ее наследия его целью является поддержание интереса публики к изобразительному искусству и содействие его пониманию.

В связи с этим проектом мне следует поблагодарить так много людей и организаций, что я чувствую, будто никогда не смогу выполнить эту задачу должным образом. Биографы, как известно, ребята настырные. Они скромно обращаются к человеку, у которого хотели бы взять интервью, по телефону или электронной почте, а затем годами надоедают ему расспросами. Всегда находится еще один вопросик, который непременно нужно задать; еще один документ, который необходимо найти; еще одна история из жизни, требующая подтверждения.

В случае с этой книгой я приставала к друзьям и родственникам моих героинь на протяжении целых семи лет! Я часто думаю, не жалели ли они о том, что когда-то ответили роковым первым «да» на мой вопрос: «Не могли бы мы встретимся и обсудить?» Но без щедрых людей написать эту книгу — да и любую биографию — было бы невозможно. Когда человека больше нет и он уже не может рассказать свои собственные истории, большинство людей становятся просто набором статистических данных — если только не найдется кто-то, кто знал его лично, и не наполнит эти сухие данные живыми воспоминаниями.

Мне невероятно повезло в том, что я выбрала проект, в реализации которого мне вызвались и согласились помочь многие люди, почти все они оказались превосходными рассказчиками. Если после прочтения этой книги вам кажется, что вы понимаете Ли, Элен, Грейс, Джоан или Хелен как личностей и как художников немного лучше, чем раньше, то это всё благодаря им.

Понятно, что проект такого масштаба требует серьезного планирования, однако самыми полезными часто оказываются случайные встречи. Такая серия началась для меня после того, как я связалась с Дорис Аах, чье имя я нашла в самом конце биографии Билла де Кунинга, написанной Марком Стивенсом и Анналин Свон.