Женщины Девятой улицы. Том 3 - Мэри Габриэль

От полного отчаяния Джоан тогда спасло появление молодой 31-летней французской композиторши Жизель Барро. Именно она привнесла в жизнь страдающей и борющейся художницы музыку и поддержку — как на личном фронте, так и в творческом плане. Женщины поддерживали друг друга вплоть до смерти Джоан[1039].

Картины художницы на первом этапе ее дружбы с Жизель стали одними из самых ярких и лучезарных ее работ, особенно серия «Великая долина», основанная на истории, рассказанной ей Жизель[1040]. Но Джоан начала писать эту серию только в 1983 году, и потому она не вошла в экспозицию самой важной выставки, прошедшей во Франции. В 1982 году Джоан стала первой американкой, у которой состоялась выставка в парижском Музее современного искусства[1041].

Так уж получилось, что в бурной жизни Джоан Митчелл профессиональные победы почти всегда сопровождались поражением на личном фронте. И та выставка не стала исключением.

На следующий год Джоан узнала, что у нее рак[1042]. В возрасте 59 лет началось ее медленное и болезненное физическое угасание, во время которого она очень много думала о своем месте в мире как художника и о том, как сильно изменилось это место с тех далеких времен, когда она впервые выбрала этот путь. «Я не уверена, что такие, как мы, много значат сегодня в этом мире, — писала она Барни в 1986 году. — Я имею в виду “искусство”, литературу и тому подобное, то, во что мы верили»[1043]. Однако Джоан уже заняла свое место в этом мире.

Вклад художницы в современное западное искусство в последние годы ее жизни был отмечен целым рядом наград: она была удостоена ордена Искусств и литературы Министерства культуры Франции, получила Гран-при национальной живописи Франции и Гран-при искусств Парижа[1044]. Между получением наград у нее проходили многочисленные выставки, в том числе передвижная ретроспектива, которая побывала во многих городах Америки, и персональная выставка рисунков в музее Уитни. Участвовала она и в ежегодных выставках в Нью-Йорке и Париже[1045].

Несмотря на запущенную онкологию и две операции на бедре, Джоан продолжала писать в своей мастерской в Ветёй огромные картины, а в 1992 году создала серию больших цветных литографий для компании — производителя тканей и обоев Tyler Graphics. Над литографиями Джоан работала во время последней поездки в Нью-Йорк[1046].

Вскоре после этого Госдепартамент США оповестил мир о смерти в Париже американской гражданки, разместив в прессе сообщение следующего содержания:

Последнее было неправдой. У Джоан была Жизель; была творческая молодежь, которую она привечала; были старые друзья, которые любили ее; были ее верные собаки и ее творчество. И все же сухую формулировку «таковые отсутствуют», выбранную чиновником, который ее не знал, можно назвать на удивление поэтически проницательной. На протяжении всей жизни Джоан делала все возможное, чтобы оттолкнуть от себя людей своим поведением, которое с возрастом становилось все более странным.

Перед самой смертью, обсуждая похоронные планы с подругой, Джоан попросила ее предложить людям на поминальной службе на миг задуматься об одной самой-самой ужасной вещи, которую она им сделала, и простить ее. «Озираясь вокруг, я видел людей, которые в буквальном смысле считали про себя: раз, два, три», — написал Ирвинг Сэндлер, вспоминая о той службе[1048].

И все же какую бы боль ни причиняла Джоан себе и тем, кто ее окружал, она отталкивала от себя людей не из простой прихоти. Именно эта отстраненность позволяла ей выживать и добиваться успеха в живописи. Без нее она не смогла бы оставить после себя такие красоты и богатства.

Согласно завещанию через год после ее смерти был создан благотворительный некоммерческий фонд Джоан Митчелл; его цель заключалась в сохранении ее творческого наследия и поддержке художников и различных организаций посредством грантов. В последние десятилетия к этому добавились программы помощи художникам пожилого возраста в деле управления их наследием.

* * *

Всего в 31 год, не пробыв профессиональным художником и десяти лет, в январе 1960-го, Хелен Франкенталер была удостоена чести ретроспективной выставки. Еврейский музей в Нью-Йорке выставил 19 ее картин, написанных в 1950-е годы, а Фрэнк О’Хара составил текст для каталога. Эта выставка во всех отношениях стала для Хелен поворотным моментом; работы, представленные в трех залах музея, наглядно демонстрировали, как далеко продвинулась молодая женщина, появившаяся на сцене сразу после Беннингтонского колледжа, и какую революцию в живописи она произвела[1049].

Рецензии на выставку были неоднозначными и тоже весьма красноречивыми; они в полной мере отображали, с каким огромным противодействием суждено столкнуться этой художнице в ближайшие десятилетия, по мере роста ее известности. Авторы рецензий размышляли не столько о творчестве самой Хелен, сколько о том, как изменилось отношение мира искусства к женщине-художнику, а также об обиде, назревавшей в местной художественной среде по поводу раздутой, по мнению некоторых, значимости Мазервеллов.