Идиот нашего времени - Александр Владимирович Кузнецов-Тулянин

конечно, есть. Но нет водопровода. Удобства во дворе. И опять же новым собственником всего первого этажа становитесь вы. Не слишком ли много странностей в одном деле, к которому вы причастны?.. — Он замолчал, и было видно, что он собирается с духом, чтобы приступить к главному. Но и эти странности так себе странности. Самую большую странность нельзя назвать иначе как трагедией, а по существу очень явным намеком на преступление… Тихий, скромный, нищий гражданин Коренев умирает ровно через три дня после того, как совершается дарственная на ваше имя. Он якобы опился. Но с чего это он именно в такое подходящее время опился и умер?..

— Ну и?

— В том, что не вы его поили теми напитками, которые привели к обширному инфаркту, мы с вами не сомневаемся, — Спиридонов вдруг захихикал, но тут же осекся, округлил глаза и добавил в прежнем заговорщицком напряжении: — Но они сомневаются! — Выставил вверх и чуть за свой затылок указательный палец. И повторил еще более напористым шепотом: — Они! Для них важны улики, которых масса — и прямых и косвенных. Но, главное, для них важны мотивы!.. Как видите, все манипуляции, произведенные с данным объектом, приобретают совершенно иной вес. Что навевает на определенные размышления и прочая, и прочая.

— Какие же могли быть у меня мотивы для убийства Леши Коренева, — грозно проговорил Земский, — если дарственная уже была подписана?

— В том-то и дело! — Спиридонов стал даже радостным. — В том-то и дело! Само устранение Коренева могло понадобиться некоему лицу. Вообразим, что так себе — какому-то третьему лицу… Могло понадобиться, чтобы прикрыть нарушения, с которыми была проведена приватизация, выкуп смежных помещений и последующий акт дарения. Поскольку… — Он тонко победно захихикал. — Поскольку гражданин Коренев мог и вовсе не знать о том, что он, якобы, стал собственником целого этажа в особняке восемнадцатого века, а уж тем более не мог знать о том, что он кому-то эту собственность передал по акту дарения.

— Ну, допустим, — еще мрачнее сделался Земский. — Но подумай, какой мотив мог побудить человека вообще приобрести развалины, которые в принципе не могут принести прибыль?

— Конечно, конечно, — быстро и словно с мелкой радостью заговорил Спиридонов. — Данный жилой дом, конечно, не перепродашь и не снесешь, чтобы построить новый. Сносу он не подлежит, потому что числится в реестре как памятник истории и архитектуры. По закону его можно только отреставрировать. А кто не знает, что такое реставрация и что она стоит в два раза дороже нового строительства? Перспектив у объекта нет — вы правы. А равно нет перспектив ни у жильцов, ни у владельцев дома. Но ведь так только кажется. — Он самодовольно захихикал: — Уж кто-кто, а мы с вами хорошо знаем, как можно на данной развалюхе ваши сто пятьдесят тысяч за один месяц превратить в триста. А при известных усилиях так и во все пятьсот тысяч.

— Как? — округлил глаза Земский. — Научи.

— Будет вам, Вадим Петрович. Ради чего же вы затеяли такую громоздкую операцию?

— Ей-богу, не знаю. Научи.

— Кредит, Вадим Петрович. Вам-то уж это доподлинно известно. Кредит под залог недвижимости с вполне соизмеримым довольно-таки откатом.

— Кредит? Интересно… Я об этом как-то не думал. Надо покумекать. — Земский замолчал, опустив глаза, чтобы не видеть человека, которого, кажется, готов был избить прямо сейчас же, в своем кабинете, эта готовность созрела в нем подспудным холодным отрешением от всего того, что могло произойти после подобной выходки, и он даже несколько удивлялся себе, что до сих пор не поднялся из-за стола и не начал молотить Спиридонова озверевшими и будто бы уже до боли вздувшимися от внутреннего напряжения кулаками, а потом ногами, но все еще продолжал говорить с ним, как ему казалось, взвешенным голосом: — Мне не нравится вся эта требуха, — кажется, все еще спокойно сказал он. — Знаешь ли ты, что Коренев был моим другом. Каким-никаким, а другом. У меня друзей, как ты знаешь, не так много, но если я кого-то назвал другом… И за такие намеки… Если хочешь знать, дарственная была не совсем дарственная. Взамен он получал комнату в коммуналке в теплом доме с газом. С дарственной было проще переоформить. А денег на пропой я ему дал — это да. Уж очень он просил. Не надо было давать. Но то, что он умер, дела не меняет — комната останется за его женой. Заметь — гражданской женой. Она там будет жить с ребенком — так я решил… И старуху я тоже пристрою, она по человечески доживет последние дни.

— Не знаю, что там вы задумали со старухой, — пожал плечами юрист. — Но по поводу той комнаты, о которой вы говорите, что вы якобы хотели отдать ее Кореневу, можно ведь теперь что угодно сказать.

— Прибереги свои намеки…

— Я ни на что не намекаю, — тихо и опять же как-то жалостливо, глядя в сторону, проговорил юрист. — Я говорю без намеков: я пришел не стращать вас, а предложить для вашего дела солидное юридическое прикрытие, для чего потребуется переоформление всех состряпанных каким-то идиотом документов.

Земский замолчал, потупившись. Спиридонов, напротив, давно уже нервно ерзал на стуле, щеки его сделались пунцовыми. Прошла, наверное, минута. Спиридонов несколько раз порывался вновь заговорить, но вовремя останавливался. Земский поднял на него глаза:

— Цена вопроса?

Спиридонов, не ожидая такого быстрого согласия, замер и напряженным грудным голосом проговорил:

— Работа достаточно серьезная. Поэтому десять тысяч долларов авансом. И еще десять тысяч по завершении дела.

— А губа не дура… — оживленным голосом сказал Земский.

— Все очень, очень сложно. И запущенно. — Вид у Спиридонова сделался крайне озабоченным.

Земский вновь почувствовал, как внутри — от живота и выше, к сердцу, разливается холодок.

— А не боишься иметь со мной дело?

— Вадим Петрович, мы же серьезные люди.

— А потом, когда я завершу то, что задумал, не боишься? Ведь такие, как я, не всегда делают только то, что выгодно, у меня есть еще другие мерки помимо денег.

На этот раз Спиридонов промолчал, только крупно сглотнул.

— Тогда иди, — тихо сказал Земский.

— Это согласие или отказ? — выдавил Спиридонов.

— Денег я тебе дам, — процедил Земский.

Спиридонов, заметно побледневший, собрал папку, поднялся и тихо вышел из офиса.

* * *

Через несколько дней Земский, Лада и Верочка ужинали у «дедушки Саши». Это было действо не примиряющее, а смиряющее — Александр Иванович Харитошкин снизошел до приема кругом виноватого зятя. В поселок местных богачей, который в народе называли поселком бедных, концентрируя в определении известную меру как ненависти, так