Невеста Моцарта - Елена Лабрус

Ильдар Саламович встал, словно ему резко наскучили разговоры, и демонстративно махнул рукой на выход.

— Это он стрелял в жену Моцарта? Тот же снайпер? Два выстрела. В живот. Всё совпадает, — встала я. — Кто его убил?

— Ты слишком умная девочка для своих лет, солнышко. Слишком сообразительная. Это плохо, — он скривился и покачал головой, а потом снова выразительно махнул рукой. — Разговор окончен! Если вдруг я тебе понадоблюсь — мой кабинет в прокуратуре. Сюда больше не приходи.

Я прижала к себе папку и гордо подняв подбородок, прошествовала к двери.

Справедливо. Ведь мы теперь вроде как по разную сторону баррикад.

Узнала я, что хотела? Да.

Узнала, о чём не хотела знать? Да.

И больше я сегодня ничего не хотела знать.

Уже дома я закинула папку в стол под чёртовы свадебные каталоги.

И до глубокой ночи по Нетфликсу смотрела какой-то сериал про врачей, лёжа на кровати Моцарта и стараясь ни о чём не думать.

«Он приедет, и я просто спрошу. Кто убил снайпера. Бил ли он девочку. Кого ещё он трахает, кроме моей сестры, Целестины и прокурорши. И всё ему расскажу, — думала я, с трудом вникая в сложности работы американской больницы на экране, — о том, что узнала от дяди Ильдара, о том, что рассказала мне мама, а особенно о том, что целовалась с Иваном».

И он меня простит. Может, ещё и посмеётся вместе со мной. А потом всё объяснит. И расскажет. И снова всё будет хорошо. Как раньше. Или даже лучше…

Я проснулась от звука льющейся в душе воды.

Потёрла глаза — за окном светало.

— Серёж, — распахнула я дверь и… покачнулась.

Нет, не вид его обнажённого тела заставил меня отступить. Не член, что я так хотела вчера увидеть. Клянусь, я бы не заметила, не то что его размер — даже будь у него два члена.

Я ничего не видела, кроме крови. Воды, что смывала кровь и стекала с Моцарта кровавым потоком.

Его одежда, что валялась на полу, тоже была насквозь пропитана кровью.

И запах стоял такой…

О, боже!

Он кого-то убил? Он ранен?! Его могли уби…

Я закрыла рот рукой, сделав ещё шаг назад, и наткнулась на дверь. Та ударилась в стену. Моцарт отклонился от потока воды, вытер рукой лицо, чтобы посмотреть. Удивился:

— Детка?

Не знаю, как он оказался рядом со мной, но поймал он меня ровно в тот момент, когда я готова была осесть на пол. И осела, на тёплый кафельный пол, только вместе с ним.

— Нет, нет, нет, нет, это не то, что ты думаешь, — гладил он моё лицо, убирая с него волосы.

— А что я думаю? — сглотнула я, глядя на капли воды на его лице и стараясь не расплакаться.

— Это не человеческая кровь. Я никого не убил. Мы сбили оленя. На шоссе. Хотели ему помочь. И я держал его голову на руках всю дорогу… Фу, господи, ну и вонь, — обернулся он к вещам. — Машину, походу, придётся продать после химчистки.

— Я думала не об этом, — прижалась я к его мокрой груди, пижамой впитывая воду вместе с кровью. — Не только об этом. Я решила, что ты ранен. Что тебя могут… убить, — ткнулась я в его шею.

— Малыш! Малыш, прости. Я не хотел тебя напугать. Со мной всё хорошо. Я жив. Я не ранен, — гладил он меня по спине, сидя на полу, и так шумно дышал в ухо, горячо, взволновано, часто, что только его дыхание я и слышала.

И чувствовала, как мощная грудь вздымалась при каждом вздохе. А кожа была горячей-горячей и пахла мылом.

Я коснулась её губами, слизывая воду, и Моцарт вдруг замер.

Я ждала, что он меня поднимет, развернёт и подтолкнёт к выходу.

Ждала, что остановит, когда, проложив дорожку поцелуев вверх по шее, я шумно вдохну и потрусь о его жёсткую щетину. Но он перехватил меня за затылок и заглянул в глаза потемневшим, незнакомым взглядом.

Эти несколько бездонных секунд посрамили бы вечность.

Я забыла, что надо дышать. Я утратила большую часть инстинктов. Страх, самосохранение, благоразумие, ау! Хотя нет, идите к чёрту! Все идите к чёрту! Я люблю его. Я хочу его. Я так боюсь его потерять. И у него такие красивые губы!

Эти губы, что потянулись к моим, и… победили.

— Я хочу тебя, детка, — выдохнули они. — Я так тебя хочу.

— Так возьми, — обвила я его шею руками.

Он застонал, мучительно, хрипло, сдаваясь, и впился в мои губы поцелуем.

Жадно. Яростно. Отчаянно. Заставляя меня забыть обо всём на свете.

Страх, стыд, гордость и все мои сомнения были так далеко, а его горячие сладкие губы так близко, что не осталось больше ничего. Только он и я. Только мы.

Только его губы и руки, что, подхватили верх пижамы и сняли его через голову.

Я встала, чтобы помочь им снять остальное.

— Малыш, у тебя месячные, — остановился Сергей, глядя вниз, на бельё.

— Чёрт, первый день. Это плохо? — испугалась я, что его это остановит.

— Нет. Это здорово. Просто волшебно, — поцеловал он меня в живот, потом ещё чуть ниже пупка. — Лучше день и выбрать трудно.

О, эта уверенность в его голосе — я не слышала музыки прекрасней!

Откинув голову назад, я подалась к нему, и молила только об одном: чтобы он не останавливался. Чтобы эта музыка звучала вечно.

А он и не собирался.

Он вёл.

Как ведут в сложном танце, сдержанно и тактично.

Как ведут к алтарю, медленно и верно.

Вёл по краю пропасти, дерзко и безупречно.

И уводил… В бесконечность. В бессмертие. За край.

Где-то словно били барабаны — так стучало моё сердце. И запах крови лишь обострял влечение. Грубое, физическое, необузданное. Эта оленья кровь сейчас казалась мне ритуальной. Кровь невинного существа, что словно должна смешаться с моей собственной в этом первобытном танце тел. Чтобы свершилось.

Этот смелый танец заставлял меня выгибаться и стонать от невыносимого желания. Блестел потом на коже. Сводил узлами мышцы. Стекал влагой по настойчивым пальцам мужчины. Моего мужчины. Того единственного мужчины, что был дан, чтобы остаться во мне навсегда. Первым опытом. Ярким воспоминанием. Трепетом. Нежностью. Болью…

— Иди сюда, — прозвучал его шёпот.

Он уложил меня на спину на брошенные на пол полотенца. Свернул одно большое и положил под ягодицы.

Я вытянула руки над головой.

— Лучше закрой глаза, — обожгло меня его дыханье. Его частое, сумасшедшее, прерывистое дыхание.

— Ты тоже закроешь? — жадно ловила я ртом воздух, когда пальцы моего мужчины стали так настойчивы, что между ног уже пылало огнём, а мне срочно требовался огнетушитель. Тот самый огнетушитель. Во всю его великолепную длину и толщину. Во всём совершенстве его идеальных пропорций и выпирающих вен. Я бесстыже раздвинула ноги шире и подалась к нему.