Последний рубеж - Андрей Стерхов

– Отчего же, понимает. Просто…

– Брезгует?

– …считает, что на земле муллватов нужно говорить на муллватском. Всем. Даже Носителям Базо…

– Подруга, я тебя умоляю, давай не будем! – остановил Влад Тыяхшу.

– Ладно, давай не будем, – согласилась девушка. – Тогда сам не подначивай.

– А чего я такого сказал?

Тыяхша тронула коня и пробурчала:

– «Вежливые, не вежливые». Какие есть. Разные. Не все из нас ваш Открытый заканчивали.

Влад, подзадорив шлепком Пыхма, нагнал ее и попытался объясниться:

– Не ворчи, подруга. Просто я-то думал, что Охотники – особая каста. Элита. Отборные люди.

– Отборные и есть. Только не в том смысле, какой ты в это слово вкладываешь.

– А в каком тогда?

– В том, что не Охотники браслеты себе выбирают, а браслеты Охотников. Понимаешь? Не мы браслеты, а браслеты нас. И они не смотрят на ум, пол, образование, благородность рода и размер кошелька.

– А на что они смотрят?

– Не знаю. И никто не знает. Знали бы, не ходила бы у нас треть города однорукими. С каждым разом браслеты все привередливее становятся. Видишь, некоторые даже без владельцев остаются. И в итоге выбирают странноватых чужестранцев.

– Это ты про меня?

– Про кого же еще.

– Будете, дамочка, выделываться, уйду, – предупредил Влад. – Больно надо с вами нянчиться.

Девушка даже глазом не моргнула:

– Не уйдешь.

– Почему?

– Ты солдат.

Влад только хмыкнул на это. Что здесь скажешь? Права. Помолчав, поднял руку, показал браслет и спросил:

– Скажи, а до меня кто его носил?

– Тебе зачем? – покосилась Тыяхша.

– Для расширения кругозора.

– До тебя Кугро им владел, сын Шломка и Арвыны.

– Погиб?

– Умер. Така-шалак цапнул.

– Темный паук?

– Черный. Чернее не бывает. От его яда Кугро и скончался, как это ни странно…

– Чего странного-то? Несчастный случай. Бывает.

– Кугро всю прошлую Охоту от первого заката да последнего рассвета прошел, сорок пять Зверей успокоил, а от укуса какого-то дурацкого паука не уберегся. Вот это и странно. И жаль.

– Жаль, – посочувствовал Влад. – А ты сама много Зверей успокоила?

Тыяхша посчитала в уме, потом сказала:

– В эту Охоту уже девять.

– А в прошлую?

– Двоих.

– А чего так мало?

– Эта Охота только началась. Еще не успела. А в прошлую… В прошлую я ребенком была. Берегли меня.

– Сколько же тебе тогда было?

– Пять.

– Пять?! А сейчас?

– Старуха. Скоро двадцать девять. А тебе?

– Мне тридцать четыре.

– По вашим земным меркам – мальчишка.

– Так точно, мальчишка. Только уже седой.

На этом месте (и пространства и времени) разговор внезапно прервался: Пыхм в очередной раз дернулся в сторону, испугавшись выползшей на тропу тени, и на этот раз Влад все же вылетел из седла. Впрочем, приземление прошло благополучно – повалился на тот самый куст, который и отбрасывал треклятую тень. Обошлось без травм. Лишь слегка оцарапал терниями подбородок и нижнюю губу.

После этого происшествия Пыхм стал прихрамывать. Оказалось, что во время козлиного прыжка содрал о случайный булыжник подкову с передней правой. Вот из-за этой незадачи первым делом и направились к кузнецу, которого Тыяхша назвала папашей Шагоном.

Ну это уже когда наконец-то добрались до Айверройока.

Пыльный, безлюдный, будто затаившийся перед бурей городишко несколько удивил Влада своей архитектурой. Не походил Город Безруких ни на один из населенных пунктов Схомии, о которых рассказывали на курсах.

Нет, окраины оказались именно такими, какие мелькали на многочисленных слайдах с видами местных поселений: жмущиеся друг к другу одноэтажные халупы из саманных блоков, соломенные крыши, покосившиеся заборы и жалкая утварь во дворах. А вот дальше, через десяток кварталов, пошли добротные дома, сложенные из красного кирпича, с двускатными (покрытыми черепицей) крышами, с окнами, застекленными хоть и мутным, но все-таки стеклом. И тут уже попадались двух – и трехэтажные постройки. Дворики стали попросторней, постройки в них – многочисленнее, каменные заборы – повыше, золотые полосы на косяках и наличниках – пошире. Правда, резала глаза одна странность: чем дальше, тем дома казались древнее. Добротнее, но древнее.

Видно было, что стены домов в последние годы ремонтировались из рук вон плохо – не выжженным кирпичом, а все той же навозно-глиняной жижей. И дыры в крышах латались не керамикой, а всякой подручной дрянью. А разбитые окна – пучками сухой травы.

Складывалось впечатление, что лучшие свои времена город уже пережил век-другой назад, ныне же просто тихо ветшает. А если что и строилось в его пределах, то на окраинах и донельзя убогое.

– А где народ? – спросил Влад через некоторое время у спутницы. С тех пор как въехали в город, им не попалось ни единой живой души. – Час сиесты?

– Не знаю, что такое «сиеста», но здесь не принято торчать на улице, – пояснила девушка. – Особенно во время тллонг.

– Понятно, – кивнул Влад. – Комендантский час.

Тыяхша промолчала.

Они скакали по широкой, продуваемой горячим ветром главной улице, от которой убегали влево-вправо узкие проулки. Иные настолько узкие, что конному не проехать. Только пешему пройти. И то боком.

В какой-то миг копыта вдруг звонко зацокали, словно по мостовой. И это Влада сильно удивило:

– Плиты, что ли?

– Ну да, от дома учителя Лоджаха и дальше, – Тыяхша махнула сначала влево, а потом вперед, – дорога каменными плитами выложена.

– Кудряво живете, – оценил Влад. – Еще бы всю эту хрень смести.

– Что-что смести?

– Пыль да песок. Стало бы еще кудрявей.

– А может, и деревья вдоль улицы посадить? – прищурилась девушка.

Влад ее сарказма не воспринял и пожал плечами:

– Почему бы и нет?

– Как-нибудь потом. В следующей жизни. Не сейчас.

– Ну да, ясен пень, не до того сейчас, – вынужден был согласиться Влад. И, повертев головой, спросил: – А куда ведет дорога? Такая к дворцу должна идти. К древнему.

– Эта дорога к храму, – ответила Тыяхша и уточнила: – К Храму Сердца.