Два сталкера. Черный судья - Андрей Левицкий

– Прикрывай, – крикнул он и рванул на помощь другу.

– Идиот! – прокричал Кай из-за спины.

Чтобы не рисковать, Лексус ногой распахнул дверь в палату, убедился, что там никого нет, схватил Сергея за куртку, втащил в палату, сел перед ним на корточки.

– Дай осмотреть рану.

– «Респ», – хрипнул Сергей. – Мне нужен «респ».

– У меня его нет, – честно ответил Лексус.

Все произошло за секунду. Сергей качнулся вперед, с простреленного бока рука скользнула на пояс, блеснуло лезвие ножа. Лексус не понял, что происходит, одно было ясно – он не успевает уклониться от удара.

Кай рванул вслед за Лексусом, потому что слишком много было нестыковок, и самая большая – что заложник здесь, ждет артефакт вместе со своими мучителями. Он просто знал, что Лексусу угрожает опасность.

До распахнутой двери было шагов десять, но пространство потемнело, загустело, и Кай ощутил себя мошкой в янтаре. Что происходит? Он угодил в спонтанно возникшую аномалию или…

– Здравствуй, Кай, – прозвучал в голове мягкий, смутно знакомый голос.

Хотелось сказать, что он спешит, потому что Лексус в смертельной опасности, но Кай не смог шевельнуться. Судью он не видел, но чувствовал, что тот где-то рядом.

– У меня есть еще два дня жизни, – проговорил Кай.

– Я хочу, чтобы ты попробовал.

Кай даже не понял, сказал он это или подумал. Мир мигнул, и он очутился в незнакомом помещении, где за столом сидели четверо: Сергей Волошинов, ныне покойный Мулат, тот сталкер, который в реальности лежал ничком поперек коридора, и пухлощекий мужчина с носом-пуговкой и волосами, крашенными в темно-русый – тот, кто выдавал себя за генерала Батышева, на самом деле его звали Игорь Самойлов.

Кай словно смотрел фильм. Нет, он был над столом и слышал не только слова, но и мысли каждого.

– После того как артефакт будет у тебя, – сказал Волошинов в мобильный телефон. – Ждем тебя в Диспансере. Постарайся не задерживаться.

«Врач сказал, что осталось от нескольких дней и до года, как повезет. Все зависит от того, как скоро рак доберется до крупного сосуда и начнется кровотечение».

Волошинов закашлялся, в боку закололо так, что перед глазами заплясали разноцветные круги. Ампула с промедолом лежала в нагрудном кармане, чтобы облегчить страдания, Волошинов старался поскорее всех выпроводить.

– Итак, – повторил Мулат, тарабаня пальцами по столу, – пятнадцать тысяч долларов за артефакт, у меня есть пять дней. Если управлюсь за четыре, будет семнадцать тысяч, если за три – восемнадцать.

Волошинову хотелось наорать на Мулата, чтоб он скорее убирался – все обсудили десять раз, Мулат подобрал команду и экипировался от и до.

Мулату хотелось большего. На «рэнджровер» ему не хватало двадцати косарей, он подумывал даже перепродать «респ», но боялся связываться с Воландом (так сталкеры называли Волошинова).

– С моей стороны все чисто, – сказал псевдо-Батышев.

Он и правда работал в органах, дослужил до полковника, потом проворовался и вовремя смылся, но у него остались знакомые, согласные за кругленькую сумму подстраховать хоть Джека Потрошителя.

Волошинов встал, опершись о стол, сейчас им владело не желание заполучить «респаунт» и вылечиться от рака легких, не жадность до чужого добра и зависть к Лексусу, которому с неба падают деньги, ему до обморока хотелось уколоть промедол, чтобы притупилась боль, огнем выжигающая внутренности.

Когда наркотик подействует, он позвонит Виктору и велит ему, как и жене, на пару недель уехать из страны. Он слишком осторожен и допускает вероятность, что в его безупречном плане что-то пойдет не так.

Он безумно хотел жить и считал несправедливым, что заболел, когда все только начало налаживаться.

Мир снова мигнул. Коридор заволокло серым туманом. Ни звука, ни движения, словно остановилось время. Каю наконец удалось сдвинуться с места, и он побежал на помощь к Лексусу.

Время и правда застопорилось. Раненый в бок Волошинов остановил руку с ножом в миллиметре от живота Лексуса, который так и не понял, что случилось. Он до последнего верил Волошинову и пытался спасти человека, которого не рак – зависть сжирает изнутри. И больше всех на свете он ненавидит того, кто считает его лучшим другом.

Эх, Лексус, где же твои глаза? Неужели у тебя настолько отшиблен инстинкт самосохранения? Все тебе друзья, все братья, всем ты помогаешь, а на тех, кто тебя действительно любит, плюешь.

Кай подошел к застывшему Волошинову. До чего же неприятное у него лицо! Сейчас, оскалившись, он напоминал крысу, загнанную в угол: глазки-буравчики, острый нос, мелкие зубы.

– Попробуй, – настоял Судья. – Ты поймешь, что делать.

Кай щелкнул пальцами, желая, чтобы Волошинов его видел и слышал, и Сергей скосил глаза, полные злобы. «Уйди, не мешай», – говорил его взгляд.

– Ну? Ты всегда обладал обостренным чувством справедливости. Вынеси ему приговор.

«Кто я?» – спросил Кай и не получил ответа, было ясно одно: он не просто имеет право карать и миловать, он должен это делать.

– Сергей Волошинов, – проговорил он менторским тоном. – Властью, данной мне Черным Судьей, за все совершенные преступления приговариваю тебя к вечной жизни. Каждый вечер ты будешь умирать в муках и каждое утро возрождаться. Никто не сможет помочь тебе и прекратить твои мучения. Ты никогда не покинешь Зону, она станет твоей тюрьмой. Только искреннее раскаянье положит конец твоим страданиям. Теперь ты упадешь и потеряешь сознание, – Кай щелкнул пальцами, как когда-то это сделал Черный Судья, но время не свернуло в свое русло, Волошинов упал, а Лексус так и застыл с открытым ртом и недоумением во взгляде.

– Мне нравится, – прозвучал голос Черного Судьи, темный туман сползся в одно место, из него соткался человеческий силуэт, и Судья сказал голосом смертельно уставшего человека: – Десять лет назад я, как и ты, совершил преступление и частично искупил его. В обмен на «респ» я согласился стать Судьей, у тебя тоже есть выбор: стать Судьей на десять лет, потом найти преемника и освободиться, или умереть через два дня свободным.

В первую очередь Кай вспомнил Нику в больнице. Он толком даже не простился с ней! Не оповестил родственников, что ей нужна помощь… Он будет жить ради нее, чтобы через десять лет вернуться и оберегать ее, пусть даже она выйдет замуж во второй раз.

– Жду тебя через два дня, – сжалился Судья. – Если бы ты знал, как мне хочется увидеть дочь! Она уже взрослая, может быть, у нее есть дети… Но я должен быть справедливым до последнего. Ступай!

Лексус шарахнулся в сторону, с удивлением уставился на Волошинова, распластавшегося на полу, перевел взгляд на растерянного Кая, метнулся к телу, чтобы нащупать пульс…