Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

Малик почувствовал на языке металлический привкус. Значит, он не только обрек Карину на смерть, но еще и привел новые недружественные войска к себе на родину.

Фарид внимательно посмотрел на него.

– Разве ты не рад этим вестям?

– Я… Я рад! Просто… – Малик щелкнул браслетом на запястье. Он ненавидел себя за эту привычку, но резкая боль приносила ему облегчение. – Меня тревожит собственное положение во дворце. Я считаю, что делаю недостаточно…

Недостаточно для кого? – спросил Царь Без Лица, и Малик не знал, что ответить. Он всю жизнь боролся за выживание своей семьи, но теперь, когда они в безопасности, – за что теперь он борется?

– Твоя тревога напрасна. Ты по праву находишься рядом со мной. Ты замечательный ученик, и я искренне прошу прощения за свои слова или действия – если они имели место, – из которых ты мог сделать вывод об обратном.

Но если это правда, то почему Фарид позволил Стражам избивать его до полусмерти? Малик не понимал, когда Фарид настоящий – когда он добрый наставник или когда безжалостный улраджи?

– Но что будет, когда все кончится? – спросил Малик. Его голос звучал испуганно, и он ненавидел себя за это. – Когда вы… когда вы совершите Обряд Обновления?

– Разве это не очевидно? Ханане будет править Зираном, как это и было предначертано. Я буду стоять у ее трона, а ты будешь при мне. Твои сестры тоже останутся при дворе. У тебя будет все, о чем ты только мечтал. Ты будешь в безопасности.

Малик и в самом деле всегда желал только безопасности. Чем дольше он об этом думал, тем более привлекательной казалась ему такая перспектива. Он пострадал только потому, что пошел против Фарида, но больше такого не повторится. Все идет так, как должно. Просто надо знать свое место и не делать глупостей.

Малик кивнул. Фарид сжал его плечо и присоединился к Ханане и ее свите, уже выстроившейся для процессии. Герольды затрубили в рожки из слоновой кости, музыканты забили в барабаны.

Коронация началась.

Ранее Ханане объясняла им, что сегодняшняя церемония предполагала ее очищение в семи элементах – по одному на каждую Сизигию.

– Таким образом будущая царица, ради блага народа, создает символическую связь со всеми божествами-покровителями, – рассказывала она.

На церемонии читались молитвы – и не короткие литании, которые обычно повторялись верующими по нескольку раз на дню, а долгие, сложные славословия, обращенные к богам и предкам, времени и пространству. Малик никогда раньше ни присутствовал на столь торжественном и пространном богослужении, и первый час он с восторгом внимал песнопениям, но к исходу третьего часа у него уже закрывались глаза и он чуть не падал от скуки.

Так как он, в отличие от сестер, которые находились впереди, стоял в самом заднем ряду, ему не составило труда отступить в угол и соткать для себя иллюзию невидимости. Теперь он мог скрытно наблюдать за придворными – как и велел ему Фарид. Однако ничего из ряда вон выходящего он не замечал. Несколько сотен изнуренных последними событиями, но демонстрирующих радостное оживление людей собрались вместе в надежде, что новая царица сможет каким-то образом справиться с одолевающими Зиран стихийными бедствиями.

Фарид ничего не сказал по поводу того, повлияет ли восшествие Ханане на престол на его планы исполнить Обряд Обновления. А Малик побоялся спросить.

Малик в очередной раз обводил глазами зал, когда его внимание привлекло движение на втором этаже галереи. Он узнал Яему, о чем-то оживленно беседовавшую с младшим братом Тунде – Адевале. Присутствие последнего удивило Малика: он слышал, что семья Тунде по-прежнему отказывается от любых выходов в свет. Семья Дрисса также отказалась присутствовать на коронации. Неизвестно, когда семьи двух погибших Избранников вновь присоединятся к царскому двору, но вряд ли это случится в скором времени.

Хотя они с Яемой сильно сблизились за последние недели, Малик засомневался, стоит ли к ней подходить. После разговора с Ханане ему стало стыдно отнимать у нее так много времени и сил, ведь он не испытывал к ней тех же чувств, какие, как он думал, питала она к нему. Он колебался так долго, что она успела закончить разговор с Адевале и вышла из коронационного зала через одну из дверей галереи. Странно, что она покинула церемонию, ведь она так просила Малика добыть ей приглашение на нее.

Поднявшись на второй этаж, он разогнал иллюзию невидимости и сказал:

– С первого этажа вид тоже неплохой.

Адевале вздрогнул так сильно, как будто его поймали за недостойным занятием, и обернулся к Малику.

– Ты подручный Фарида, – сказал он, и Малик внутренне напрягся. Значит, его так называют?

…И в чем они неправы?

– А ты – младший брат Адетунде. – Оказывается, мальчишка совсем юный, у него даже голос ломаться не начал. – Ты здесь один? А где твои родственники?

– Они в-велели мне не ходить. Но я… должен был увидеть своими глазами. Должен был увидеть, за что умер Тунде.

У Малика сжалось сердце.

– Тебе не обязательно тут прятаться, как будто ты делаешь что-то дурное. Спустись вниз и присоединись к торжеству.

Адевале настороженно посмотрел на него и опустил взгляд. Он увидел на левом запястье Малика браслет.

– Это моего брата. Откуда он у тебя? – резко спросил он хриплым от горя голосом.

– Тунде дал мне его во время Солнцестоя, – ответил Малик. – Меня всегда мучило навязчивое стремление… причинять себе боль, чтобы справиться с тревогой. Он дал мне браслет, чтобы я не наносил себе травм.

Малик подумал, что Тунде, наверное, уже давно похоронили. Неудивительно, что его не пригласили на похороны, ведь они с Тунде были знакомы совсем недолго, но Малику стало больно при мысли о том, что он не попрощался с другом.

– Я недолго знал твоего брата, но он стал мне бо́льшим другом, чем многие люди, с которыми я был знаком много лет, – сказал Малик. – Он был светлый человек, и с его уходом этот мир стал темнее.

Он снял браслет и протянул его Адевале. На запястье у него остался синюшный след.

– Возьми, – тихо сказал он. – Тебе он нужнее, чем мне.

Адевале взял резиновую полоску дрожащими руками. Его плечи вздымались от сдерживаемых всхлипываний.

– Я по нему так скучаю, что иногда даже вздохнуть не могу. Он умер, и я теперь не понимаю, как жить дальше.

Малик осторожно обнял мальчика, чтобы тот немного успокоился. Звучавшая в зале музыка и радостные приветственные крики не проникали сквозь окутавшую их пелену горя.

– Ты сам никогда уже не будешь таким, каким