Феникс в огне - М. Дж. Роуз

Эсме увидела, как за ними закрылись двустворчатые двери, и в отчаянии топнула ногой.

«Неужели Блэки полагает, что в его силах не дать мне посмотреть на это так называемое сокровище? Особенно после всего того, что я вынесла за эти месяцы, выслушивая проникнутые тревогой рассказы о нем!

Тетя Айрис строго отчитала бы меня за то, что я вышла на улицу с голыми плечами. Но она ни о чем не узнает, потому что уже поднялась к себе наверх и легла спать».

Эсме пробралась на веранду и через щелку в занавесках увидела, как Блэки зажег второй подсвечник и поставил его на письменный стол в библиотеке. Дрожащее пламя свечей осветило археолога, который развязал старый кожаный мешочек. Как только содержимое мешочка оказалось на столе, Блэки шагнул вперед, чтобы лучше видеть, и загородил собой находку.

— Этот мусор и есть то, что мы искали? — презрительно спросил он.

Блэки взял свой бокал и вылил вино на то, что держал в руке, прямо здесь, в библиотеке, не заботясь о том, что может испортить замечательную кожу на крышке стола.

— Нет, так нельзя. Это противоречит порядку!

Нили попытался было схватить Блэки за руку, но тот грубо отпихнул его, чего Эсме никогда прежде не видела.

Теперь она наконец смогла разглядеть, что ладонь ее возлюбленного была наполнена драгоценными камнями, мокрыми от пролитого вина. В свете свечей они блестели, словно осколки разбитого витража.

Нили с трудом устоял на ногах и чуть позже, когда к нему частично вернулось чувство собственного достоинства, подошел к столу.

— Мистер Блэкуэлл, я настаиваю. — Он протянул руку. — Вы испортили ценную археологическую находку. Будьте добры, верните мне камни.

Не обращая внимания на тщедушного археолога, Блэки продолжал зачарованно разглядывать изумруды, сапфиры и одинокий рубин. Все камни были очень большими, размером с грецкий орех. Они, должно быть, стоили целое состояние!

— Мистер Блэкуэлл, верните мне камни. Я настаиваю.

Блэки выпрямился, улыбнулся так, будто ничего не случилось, и протянул камни Нили.

Эсме бросилась в дом на тот случай, если ее будут искать в гостиной, где она должна была находиться, и едва-едва успела добежать туда к возвращению мужчин. Лицо Блэки было невозмутимым, рот Нили сжался в узкую полоску.

— Уоллес, прежде чем вы уйдете, позвольте еще раз выпить за вас и за вашу находку. Сегодня у нас праздник, так что не будем дуться друг на друга.

Блэки повернулся к Эсме.

— Дорогая, будь добра, принеси нам бутылку этого замечательного португальского портвейна.

Эсме отправилась за вином и вспомнила своего брата. Портвейн был любимым напитком Перси. Ей вдруг захотелось, чтобы он оказался здесь, чтобы можно было рассказать ему о том, что она увидела, и спросить у него совета насчет поведения Блэки.

В течение следующего часа профессор рассуждал о языческих верованиях, древних погребальных обрядах, христианстве четвертого века, гробнице, которую он обнаружил, методах, позволивших датировать сокровища и расшифровать надписи, обнажившиеся на гранях камней, политых вином. Все это время он пил. Портвейн лился рекой. Блэки непрерывно наполнял пустой бокал Нили, а сам лишь пригубливал вино.

Казалось, он жадно слушал каждое слово Нили, даже когда у того начал заплетаться язык. Когда археолог наконец выговорился, было уже далеко за полночь и он был сильно навеселе.

— Старина, позвольте вам помочь, — наконец предложил Блэки. — Боюсь, вам пора возвращаться домой.

Нили крепко прижал мешочек к груди, заметно шатаясь, поднялся на ноги и постарался расправить свой сюртук, но сделал только хуже. Он неуклюже заковылял к двери.

— Он доберется к себе домой? — шепотом спросила Эсме. — Может, тебе лучше взять его с собой на виллу? Время уже позднее, дороги опасны, и я…

Блэки заставил ее умолкнуть одним свирепым взглядом. Его серо-голубые глаза сверкнули ледяным холодом. Еще никогда прежде он не относился к ней с таким пренебрежением. А этот повелительный взор, грубая жестокость по отношению к Нили в библиотеке?!

Эсме не узнавала своего возлюбленного. Сегодня она впервые увидела ту сторону его души, которая ей совершенно не понравилась. На какое-то мгновение ей удалось мельком заметить, какой же ничтожной безделушкой была она для него, несмотря на все заявления о любви. Хуже того — какими ничтожными безделушками были для него все люди. Это откровение явилось таким внезапным и острым, что Эсме захлестнула волна тошноты. Ей показалось, что ее вывернет наизнанку прямо здесь.

«Как я могла так ошибаться? Как могла полюбить человека, который этого не заслуживал? Нет, это не так! Я просто неправильно истолковала взгляд Блэки».

Пока возлюбленный провожал профессора, Эсме поднялась к себе в спальню, села за стол, достала перо, обмакнула его в чернильницу и начала писать письмо брату. Она решила рассказать ему обо всем, что произошло, и попросить это разъяснить. Однако ей было не по себе. Эсме отложила письмо на потом и вышла на балкон, надеясь, что свежий ночной воздух придаст ей сил.

Прошло две-три минуты. Она услышала голоса, взглянула вниз и увидела, как Блэки выводил Нили из дома.

— Спокойной ночи, профессор. Вы сделали великое дело.

Нили отвесил ему неуклюжий поклон и засеменил к экипажу, ждавшему его у крыльца.

Блэки развернулся и направился обратно в виллу.

«А разве он не собирается уезжать? Может, он забыл что-то в библиотеке или захотел попрощаться со мной?»

Ей было страшно спускаться вниз. Она боялась снова увидеть этот его взгляд.

Внизу подвыпивший археолог, покачиваясь, ждал, когда кучер подойдет к нему и поможет сесть в экипаж.

— Но ты не мой кучер, — заплетающимся языком пробормотал он, так громко, что Эсме услышала эти слова.

Кучер не сказал ни слова, схватил его за руку и резко дернул к себе. Началась странная пляска. Пьяный археолог повалился вперед, теряя равновесие, затем отпрянул назад, но кучер крепко держал его за руку. Лунный свет сверкнул на серебряной пуговице на куртке кучера — нет, не на пуговице, а на каком-то предмете, зажатом у него в руке. Кучер снова привлек Нили к себе.

На мгновение оба застыли совершенно неподвижно. Где-то далеко в роще заухала сова. Затем стало совсем тихо. Вдруг Нили медленно осел на землю.

Конечно, ничего хорошего в этом не было, но и особо удивляться тоже не приходилось. В конце концов, археолог здорово перебрал.

Кучер наклонился.

«Отлично, он поможет Нили. Но почему он обращается с ним так грубо, трясет его?!»

Нили не шевелился. Кучер выпустил его, и он упал на землю.

«Что происходит?»

Затем кучер лягнул распростертого профессора, потом еще раз, но Нили по-прежнему оставался без движения. Тогда кучер вырвал у него из рук саквояж, запрыгнул на козлы и повернулся спиной к истекающему кровью археологу, лежащему в траве перед виллой.