Обитаемый остров - Борис Стругацкий

У меня есть на вас управа. У меня есть Мак. У меня естьчеловек, который не боится излучения. Для которого не существует преград.Который желает переменить порядок вещей. Который вас ненавидит. Человек чистыйи, следовательно, открытый всем соблазнам. Человек, который поверит мне.Человек, который захочет встретиться со мной… Он уже сейчас хочет встретитьсясо мной: мои агенты уже много раз говорили ему, что государственный прокурордобр, справедлив, большой знаток законов, настоящий страж законности, что Отцыего недолюбливают и терпят его только потому, что не доверяют друг другу… моиагенты показывали меня ему, тайком, в благоприятных обстоятельствах, и мое лицоему понравилось… И – самое главное! – ему под строжайшим секретом намекнули,что я знаю, где находится Центр. Он прекрасно владеет лицом, но мне доложили,что в этот момент он выдал себя… Вот такой человек у меня есть – человек,который очень хочет захватить Центр и может это сделать – единственный из всех…То-есть, этого человека у меня пока нет, но сети расставлены, наживкапроглочена, и сегодня я его подсеку. Или я пропал. Пропал… Пропал…

Он больше не мог сдержать воображения. Он видел эту теснуюкомнатку, обтянутую темно-красным бархатом, душную, прокисшую, без окон, голыйобшарпанный стол и пять золоченых кресел… А мы, все остальные, стояли: я,Странник с глазами жаждущего убийцы и этот лысый палач… растяпа, болтун, зналведь, где Центр, столько людей загубил, чтобы узнать, где Центр, и – трепло,пьяница, хвастун – разве можно о таких вещах кому-нибудь говорить? Тем более,родичам… особенно таким родичам. А еще начальник Департамента общественногоздоровья, глаза и уши Неизвестных Отцов, броня и секира нации… Папа сказал,жмурясь: «Сотри его с лица земли», Странник выстрелил в упор два раза, и Свекорпроворчал с неудовольствием: «Опять всю обивку забрызгали…» И они сновапринялись спорить, почему в комнате воняет, а я стоял на ватных ногах и думал:«Знают или не знают?», и Странник стоял, оскалясь, как голодный хищник и гляделна меня, словно догадывался… Ни черта он не догадался… Теперь-то я понимаю,почему он всегда так хлопотал, чтобы никто не проник в тайну Центра. Он всегдазнал, где находится Центр, и только искал случая захватить Центр самому…Опоздал, Странник, опоздал… И ты Папа, опоздаешь. И ты, Свекор. А о тебе,Дергунчик, и речи нет…

Он отдернул портьеру и приложил лоб к холодному стеклу. Онпочти задушил свой страх и, чтобы растоптать его окончательно, до последнейискорки, он представил себе, как Мак с боем врывается в аппаратную Центра… ноэто мог бы сделать и Волдырь с личной охраной, с этой бандой своих родных идвоюродных братьев, племянников, побратимов, выкормышей, с этими жуткимиподонками, которые никогда ничего не слыхали о законе, которые всегда зналитолько один закон: стреляй первым… нужно было быть Странником, чтобы поднятьруку на Волдыря – в тот же вечер они напали на него прямо у ворот его особняка,изрешетили машину, убили шофера, убили секретаршу, и загадочным образом полеглисами, все до единого, все двадцать четыре человека с двумя пулеметами… Да,Волдырь тоже мог бы ворваться в аппаратную, но там бы и завяз, дальше бы он непрошел, потому что дальше – барьер депрессионного излучения, а теперь, можетбыть, и два лучевых барьера, хватило бы одного, никто не пройдет там: выродоксвалится в обморок от боли, а простой лояльный гражданин падет на колени ипримется тихо плакать от смертной тоски… Только Мак там пройдет, и запуститсвои умелые руки в генераторы, и прежде всего переключит Центр, всю системубашен, на депрессионное поле. Затем, уже совершенно беспрепятственно, онподнимется в радиостудию и поставит там пленку с заранее подготовленной речьюна многоцикловую передачу… Вся страна от хонтийской границы до Заречья – вдепрессии, миллионы дураков валяются, обливаясь слезами, не желая пошевелитьпальцем, а репродукторы уже ревут во всю глотку, что Неизвестные Отцы преступники,их зовут так-то и так-то, они находятся там-то и там-то, убейте их, спасайтестрану, это говорю вам я, Мак Сим, живой бог на земле (или там – законныйнаследник императорского престола, или великий диктатор… или что ему большепонравится). К оружию, моя Гвардия! К оружию, моя армия! К оружию, моиподданные!… А сам в это время спускается обратно в аппаратную и переключаетгенераторы на поле повышенного внимания, и вот уже вся страна слушает, развесивуши, стараясь не упустить не слова, заучивая наизусть, повторяя про себя, агромкоговорители ревут, башни работают, и так длится еще час, а потом онпереключает излучатели на энтузиазм, всего пол-часа энтузиазма, и – конецпередачам… И когда я прихожу в себя – массаракш, полтора часа адской боли, нонадо, массаракш, выдержать, – Папы уже нет, никого из них нет, есть Мак,великий бог Мак, и его верный советник, бывший государственный прокурор, а ныне– глава правительства великого Мака… А, бог с ним, с правительством, я будупросто жив, и мне ничто не будет угрожать, а там посмотрим… Мак не из тех, ктобросает полезных друзей, он не бросает даже бесполезных друзей, а я буду оченьполезным другом. О, каким другом я ему буду!…

Он оборвал себя и вернулся к столу, покосился на желтыйтелефон, усмехнулся, снял наушник зеленого телефона и вызвал заместителяначальника Департамента специальных исследований.

– Головастик? Доброе утро, это Умник. Как ты себячувствуешь? Как желудок?… Ну, прекрасно… Странника еще нет?… Ага… Ну, ладно…Мне позвонили сверху и приказали немножко вас проинспектировать… Нет-нет, ядумаю, это чистая формальность, я все равно у вас ни черта не понимаю, но тыподготовь там какой-нибудь рапорт… проект заключения инспекции и все такое. Ипозаботься, чтобы все были на местах, а не как в прошлый раз… Ум-гу… Часов водиннадцать, наверное… Ты сделай так, чтобы в двенадцать я уже смог уехать совсеми документами… Ну, до встречи. Пойдем страдать… А ты тоже страдаешь? Или выуже, может быть, давно выдумали защиту, только от начальства скрываете? Ну-ну, яшучу… Пока.

Он положил наушник и взглянул на часы. Было без четвертидесять. Он громко застонал и потащился в ванную. Опять этот кошмар… пол-часакошмара. От которого нет защиты… От которого нет спасения… От которого жить нехочется… Как это все-таки обидно: Странника придется пощадить.

Ванна была уже полна горячей водой. Прокурор сбросил халат,стянул ночную рубашку и сунул под язык болеутолитель. И так всю жизнь. Однадвадцать четвертая всей жизни – ад. Больше четырех процентов… И это – не считаявызовов наверх. Ну вызовы скоро кончатся, а эти четыре процента останутся доконца… Впрочем, это мы еще посмотрим. Когда все установится, я возьмусь заСтранника сам… Он залез в ванну, устроился поудобнее, расслабился и сталпридумывать, как он возьмется за Странника. Но он не успел ничего придумать.Знакомая боль ударила в темя, прокатилась по позвоночнику, запустила коготь вкаждую клетку, в каждый нерв и принялась драть – методично, люто, в тактбешеным толчкам сердца…

Когда все кончилось, он еще немного полежал в томномизнеможении – адские муки тоже имеют свои достоинства: пол-часа кошмара дарилиему несколько минут райского блаженства – затем вылез, растерся перед зеркалом,приоткрыл дверь, принял от камердинера свежее белье, оделся, вернулся вкабинет, выпил еще один стакан теплого молока, на этот раз смешанного сцелебной водой, съел вязкой кашицы с медом, посидел немножко просто так,окончательно приходя в себя, а потом позвонил дневному референту и велелподавать автомобиль.