«Улыбчивый с ножом». Дело о мерзком снеговике - Николас Блейк

– Вы говорите о том, что бумаги, которые вы жгли, – это… э-э… любовные письма покойной? – спросил Блаунт.

Взгляд Боуджена снова стал сосредоточенным. Усмехнувшись, доктор ответил:

– Без сомнения, вы сами скоро это выясните. Мне говорили, при помощи ваших современных научных методов можно реконструировать сожженную бумагу и проявить написанное на ней.

Последнее его замечание было сделано веским тоном и обращено ко всем собравшимся.

– Без толку, – вырвалось у суперинтенданта Филлипса. – Пепел смели…

Раздался треск, от которого все вздрогнули, как от пистолетного выстрела. Это сломался пополам карандаш в руке Блаунта, и это стало единственным проявлением его гнева на вмешательство Филлипса. Найджел глянул на Боуджена с уважением. Случайно ли вышло, что он так ловко выудил у них информацию, что бумаги не поддаются прочтению?

– Вы не ответили на мой вопрос, доктор Боуджен, – сказал Блаунт. – Так вы говорите, что жгли любовные письма?

– Прошу прощения. Меня не меньше вашего интересует содержание этих бумаг. Ведь, понимаете ли, я уже несколько дней ничего в камине не сжигал.

У детектива-сержанта глаза полезли на лоб. Филлипс издал сдавленный скрежет. Но Блаунт невозмутимо продолжал:

– Понимаю. Не могли бы вы тогда сказать, в какое время вы отсутствовали в своей комнате?

– Вчера или сегодня? Когда были найдены бумаги?

Только моргание Блаунта послужило признанием, что его маленькая ловушка не сработала.

– В утро убийства.

– Я спустился к завтраку без четверти девять. Мы все были за завтраком, когда горничная нашла тело мисс Рестэрик. Миссис Рестэрик, ее муж и деверь сразу поднялись наверх, оставив нас с Дайксом за столом. Мисс Эйнсли еще не появлялась. Приблизительно пять минут спустя, скажем, без пяти девять, меня позвали наверх. Я осмотрел тело. Потом снова спустился. Насколько мне помнится, в отведенную мне комнату я зашел только после полудня.

Блаунт наседал в ожидании дальнейших подробностей. Боуджен был уверен, что, когда он спустился к завтраку, никаких сожженных бумаг в камине не было. Шарлотта и Хэйуорд уже находились в столовой, а Эндрю и Дайкс объявились минуту спустя. Когда он вернулся после осмотра тела, Дайкс все еще был за столом, и приблизительно в двадцать минут десятого к ним присоединилась Джунис Эйнсли. Все трое оставались за столом до без четверти десять.

– Так вот, у нас есть показания горничной, которая убирает вашу комнату. Согласно этим показаниям, она поднялась туда незадолго до девяти и вымела некоторое количество пепла и клочков сожженной бумаги из вашего камина, – не унимался Блаунт. – В общей суматохе она про это забыла. Бумагу свалили в ведро, и позднее в тот же день его содержимое было высыпано на мусорную кучу. Поэтому пепел и зола фактически развеялись. Но, очевидно, они попали вчера в ваш камин между без четверти девять и девятью часами утра.

– Для меня огромное облегчение, что вы принимаете мою версию событий, – сказал Боуджен, сверкнув улыбкой.

– Мы этим займемся, – безучастно откликнулся Блаунт. – Думаю, к вам пока все, доктор Боуджен.

Он помолчал, словно ожидая, что врач скажет что-то еще, но Боуджен просто встал и вышел из малой гостиной.

– Для видного специалиста у него уйма свободного времени, – пробормотал Найджел.

– Да. Я все ждал, когда же он начнет возмущаться и спрашивать, когда ему можно вернуться в Лондон. Впрочем, уик-энд еще не закончился, если Боуджен из тех, кто предпочитает долгий отдых.

Затем Блаунт сообщил Найджелу об остальном. Найденные улики позволяли отнести время смерти к промежутку между десятью часами вечера и двумя часами ночи. Вскрытие не прояснило, была ли Элизабет задушена до того, как ее голову продели в петлю. Двойной виток веревки на шее прочертил собственные отметины поверх любых синяков, которые могли там оставаться. Иных следов насилия на теле не обнаружено. Но исследование веревки под микроскопом со всей очевидностью показало, что тело подняли на ней в то положение, в каком оно было найдено.

– Значит, это раз и навсегда избавляет нас от версии самоубийства, – сказал Найджел. – Но никаких следов насилия на теле?

– Что кое о чем нам говорит. Только человек, близкий покойной, мог войти в комнату мисс Рестэрик посреди ночи и обхватить ее руками за шею так, чтобы она не подняла тревогу и не боролась. Все говорят, что сон у нее был чуткий. Кроме того, у нас есть веская причина считать, что она кого-то ждала.

– И все же надо полагать, что она оставила какие-то отметины на нападавшем. Насколько я мог заметить, ни на ком в доме нет царапин.

– Если ее душили сзади или подушкой, нападавший мог остаться невредимым. Хотя, вероятно, могли остаться царапины на тыльной стороне ладоней или запястьях. Но не забывайте об отсутствии отпечатков пальцев на выключателях, нападавший мог быть в перчатках.

– Да, однако маловероятно, чтобы любовник, если это был он, лег с ней в постель в перчатках.

– Нет, но он мог сделать вид, что уходит, надеть перчатки и вернуться к кровати. Все это мелкие детали, Стрейнджуэйс. Важно то, что никто кроме любовника не подходит под все версии.

– Что сужает круг подозреваемых до Дайкса и Боуджена или какого-то неизвестного Икс, который проник ночью в дом? Звучит разумно. Но в ваших аргументах есть серьезный изъян.

– Изъян? Не вижу никакого изъяна.

– Логический изъян. Или, если точнее, логически-эмоциональный. Вы уже допрашивали Дайкса?

– Нет. Он следующий.

– Можно мне сперва поговорить с ним наедине четверть часа?

Блаунт наградил Найджела холодным взглядом.

– Зачем?

– Возможно, он расскажет мне то, что решит утаить от официального следствия. Вы ведь довольно пугающий тип, знаете ли.

– Могу я предположить, что в этом деле вы не выступаете от чьего-либо имени?

– В настоящий момент нет, – ответил Найджел, и в голове у него внезапно мелькнула возмутительно красивая в смерти Элизабет Рестэрик.

– Тогда ладно. Разумеется, я жду, что вы поделитесь всей важной информацией.

– Само собой разумеется.

Уилла Дайкса Найджел нашел в библиотеке и увел в сад. Со вчерашнего дня писатель как будто взял себя в руки, хотя глаза у него были красные и усталые; судя по всему, прошлой ночью он мало спал. Поскольку ветер дул пронизывающий, они поспешили уйти за дом, где ветру и снежным заносам стойко сопротивлялась небольшая березовая роща.

– Вы тут… для полиции шпионите? – напрямик спросил Дайкс, когда они отошли настолько, что их уже не было слышно из дома.

– Не любите полицию?

– Люди из моей среды никогда ее не любили. Полицейские – хранители привилегий и состоят на жаловании у богачей, и все, у кого есть толика здравого смысла, это знают.