Короля играет свита - Елена Арсеньева

— Отрекитесь, Павел Петрович, — с холодновато-приятельскойинтонацией сказал Беннигсен. — Подпишите эту бумагу, и клянусь, что с ваминичего…

Он не договорил, потому что в прихожей вдруг послышался шуми бряцание оружия. Это подошел второй отряд заговорщиков, несколькозадержавшийся в пути. Однако Зубовы, Беннигсен и прочие вполне могли подумать,что спохватилась дворцовая охрана.

Между прочим, вероятность такого поворота событий была.Главный караул при входе в Михайловский замок несли поочередно все гвардейскиеполки, а в этот день он пришелся на долю одной из рот Семеновского полка,которой командовал гатчинец, немец по происхождению, капитан Пайкер, человек,верный присяге, но, как про него говорили, легендарной глупости. Пайкер был неспособен на измену, однако на всякий случай заговорщики оставили передкордегардией двух толковых поручиков, которым теперь пришло время выступить насцену.

Пайкер, то ли заслышав шум, то ли встревожившись, уже началраздавать оружие своим гвардейцам, и в это время один из поручиков, по фамилииПолторацкий, приблизился к нему с обескураженным лицом:

— Что вы делаете, ваше превосходительство? — спросил онтихо. — А рапорт?

— Какой рапорт? — удивился Пайкер.

— Ну как же? Император издал приказ: не выдавать оружиянижним чинам без написания специального рапорта о цели и причинах такой выдачи.

Пайкер оправдал характеристику своего ума. Он немедленноспросил чернил, бумаги, перьев, велел их очинить поострее, сел за стол ипринялся составлять рапорт, путаясь в каждом слове, потому что буквы всегдабыли для него непобедимыми противниками. Час спустя, когда власть в России ужепеременилась, он еще писал…

Во внутреннем карауле Преображенского лейб-батальона стоялтогда Сергей Марин, один из заговорщиков. Это был человек романтический.Потомок итальянских артистов (Марини), некогда приглашенных в Россию ЕлизаветойПетровной, он был любителем французской литературы, автором сатирических поэм иэпиграмм, пользовавшихся большим успехом, и всем своим существом привязан кекатерининским идеалам культуры. Эти идеалы, думал Марин, возродятся прилюбимом внуке незабвенной государыни.

При всей своей романтичности, Марин был человеком острогоума. Услышав, что в замке происходит что-то необычное, старые гренадеры изчисла преображенцев разволновались. Одна минута — и они ринутся узнавать, чтослучилось! Но Марин не потерял присутствия духа и громко скомандовал:

— Смирно!

И почти все время, пока заговорщики расправлялись с Павлом,гренадеры неподвижно стояли под ружьем, и ни один не смел пошевелиться и дажепочесать в затылке, под тяжелыми пуклями, смазанными для крепости и надежностимучным клейстером. Таково было действие знаменитой армейской дисциплины:солдаты во фронте становились живыми машинами.

Тем временем, услыхав шум в прихожей, Павел вдруг резконагнулся, сразу сделавшись меньше ростом, и, прошмыгнув между оторопевшимизаговорщиками, кинулся к дверям с таким проворством, что несколько мгновенийони только неловко разводили руками, как делают бабы, пытаясь пойматьпереполошенную курицу. Однако Николай Зубов, тот самый “мрачный гигант”,которого когда-то до дрожи (и не напрасно!) боялся житель “гатчинской мельницы”,метко ударил его в висок золотой табакеркой, которую держал в руке.

Павел резко шарахнулся и упал, ударившись другим виском обугол стола. Стоявшие тут же князь Яшвилл, Татаринов, Горданов и Скарятиняростно бросились на него. Началась борьба. Его топтали ногами, шпажным эфесомпроломили голову, и наконец Скарятин задушил его собственным шарфом.

Лишь только началось избиение, как Платон Зубов упал вкресло, зажал уши и отвернулся. А Беннигсен вышел в прихожую и начал ходитьвдоль стен, разглядывая вывешенные там картины. Картины были действительнохороши: кисти Берне, Вувермана и Вандемейлена, — однако вряд ли Беннигсен могпонять, что на них изображено. Между прочим, во всю свою воинскую службу он былизвестен как человек самый добродушный и кроткий. Когда Беннигсен командовалармией, то всякий раз, когда ему приходилось подписывать смертный приговоркакому-нибудь мародеру, пойманному на грабеже, он исполнял это как тяжкий долг,с горечью и отвращением, явно делая над собой насилие. Однако при убийствеПавла им было проявлено удивительное хладнокровие. Кто объяснит такиестранности и противоречия человеческого сердца?

Пален, со своим отрядом несколько задержавшийся в пути,появился в роковой спальне, когда бывшего императора уже не было в живых.

Бесиков. Собственной персоною! Снова пересек путь Алексеяэтот злой гений, снова встал поперек его жизни жестокий, равнодушныйдознаватель, из-за которого… по вине которого…

Все разговоры с Каразиным, все разумные выводы, которыесделал для себя наш герой относительно истинной виновницы своих злоключений,вылетели из его головы с той же скоростью, с какой кулак его встретился с лицомненавистного полицейского.

Бесиков грянулся оземь, издав глухой, утробный звук. Он неждал, что Алексей узнает его с первого мгновения, тем более не ждал такогостремительного нападения, а потому не успел ни прикрыться, ни отстраниться, нитем паче ответить. Просто рухнул — и возился где-то там, на сырой земле, хрустясочными стеблями растений, раздавленных падением.

— Получил, сволочь? — с наслаждением спросил Алексей. — Тактебе и надо! Будешь теперь знать, что с “милашкой” — помнишь, как ты меня“милашкой” называл да красавчиком? — лучше не связываться!

Бесиков хрюкнул — и вдруг умолк, словно подавился своимизумлением. Затих. И в этой мгновенно наступившей оглушительной тишине сделалсяотчетливо слышен дробный перестук каблучков, а потом — скрип осторожноприоткрываемой двери.

И Алексей остолбенел, пораженный внезапной догадкой.

А если… а если Бесиков вовсе не его выслеживал, а если ждалздесь совсем не Алексея Уланова, несчастного беглеца? Поистине, только спомощью ворожбы или чернокнижия мог он выйти на след “убийцы генерала Талызина”,который — бесспорно, явно, несомненно! — утонул в Неве темной апрельской ночьювместе с каменнорожим Дзюгановым. Алексей сам себя выдал! Эти далекиеторопливые шаги, этот скрип двери… Ясно! Все ясно! Бесиков подстерегал здесьдругого человека — любого другого, который вздумал бы преследовать, беглянку.Она скрывала лицо на балу, она пыталась уйти от преследования, а Бесиков был еепособником, вот в чем дело! Он помогал ей скрыться — и если Алексей непоторопится, враг его придет в себя и сделает все, чтобы задержатьпреследователя таинственной незнакомки.

Вот, он уже приподнимается!