Эшафот забвения - Виктория Платова

– Да, я понимаю. До встречи. Костя.

– Передавай привет кобельку, – грустно сказал Лапицкий.

– И не подумаю…

Я легко поднялась с песка и спустилась вниз. Каждый шагдавался мне с трудом, я едва сдерживала себя, чтобы не побежать, а доспасительной двери павильона еще так далеко… Да и будет ли она спасительной,эта дверь? Неужели ты все еще ждешь выстрела в голову, Ева?

Жду, жду, жду, я жду выстрела в голову, я жду от Костивсего, чего угодно. Я знаю эти приемчики, я сама их использовала. В нашемблагодушном и таком милом разговоре не было ни одной фальшивой ноты, и этонастораживало меня больше всего. В любых отношениях должна быть хотя бы крупицафальши, хотя бы легкий намек на игру, иначе они не будут искренними до конца.

До конца. До того, как он всадит мне пулю, капитан КостяЛапицкий. Я не верила в нашу случайную встречу, я не верила в нее даже тогда,когда взялась за ручку двери.

Я ждала выстрела.

Но он так и не выстрелил.

* * *

…Митяя нигде не было.

Я вернулась к павильону, где произошло убийство. Милицейскийкордон был снят, а сам павильон опечатан. Видимо, первоначальные следственныедействия были проведены, и теперь арена боев сместилась в сторону съемочнойгруппы. Не было и телевизионщиков: отсняв все, что нужно, они отправилисьмонтировать сюжеты, чтобы мрачноватое убийство в стиле Агаты Кристи сталогвоздем вечерних криминальных новостей.

Слишком много времени прошло. С Митяем я действительно теряюему счет, милый мальчик. Но почему он не подождал меня?.. Сунув руку в карман,я достала ключи от его квартиры: симпатичный галльский петух тихонько звякнулгребешком, чертовы французы, они умеют подать все, что угодно. Даже убийстводвух старых актрис в их интерпретации выглядело бы элегантно. Хотя они и былисовершены элегантно, во всяком случае, первое: все чистенько, никакой крови,только легкое удивление в застывших, уже ничего не видящих глазах… Ключ отверхнего замка, ключ от нижнего замка, ключ от почтового ящика, еще два ключа,неужели от сердца Митяя и от сейфа в одном из швейцарских банков? Не успевозадачиться, я тут же сообразила, что это ключи от митяевской “девятки”. Егохваленый педантизм и здесь взял свое: ключей должен быть полный комплект…

Мне не хотелось больше оставаться на студии, но, проходямимо студийного кафе, я увидела там дядю Федора. Дядя Федор сидел за столикомодин, перед массой тарелок, и энергично поглощал еду.

– Ева! – крикнул он мне с набитым ртом и приветственноподнял руку.

Я подошла к дяде Федору и присела рядом.

– Извини, жор напал. – Бубякин как будто извинялся заразгул гастрономических страстей на столе. – Я, когда переживаю, жру какненормальный. Жру и жру, жру и жру. В медицине это называется… Забыл, какназывается. Этим еще покойная принцесса Диана Уэльская страдала, царствие ейнебесное… Ну да Бог с ним… Будешь чего-нибудь?

– Нет, спасибо.

– Слушай, тебя твой морячок искал. Сильно нервничал,сказал, что будет тебя в машине ждать и что, если я тебя увижу, должен этопередать. Так что попутного ветра в горбатую спину.

– И что?

– Все. Он просил – я передал.

– А… Там что?

– Терзают. Где был во время, в какой позе стоял, вкаких отношениях находился, знал ли раньше покойную, кто знал покойную ещераньше меня, не замечал ли вокруг каких-то подозрительных людей и тэ дэ. Всюдушу вытрясли.

– А Братны как?

– Братны в коме, – коротко сказал дядя Федор. – Совторой актрисой лажа, сама должна понимать. Кино срывается к чертовой матери.Совсем ополоумел и в ступор впал.

– Да, я понимаю…

– Интересно, что теперь со съемками будет?

– Не знаю.

– Половина-то слабонервных решила из группы свалить,неважнецки пахнет, говорят.

– А ты?

– Еще не знаю. Знаю только, что лучше нигде не будет.Это было здорово, это была настоящая жизнь… Жалко, если все кончится вот так.

– Братны выплывет, – уверенно сказала я. – Ладно, поедудомой.

– Они предупредили, что будут всех обзванивать. Сегодняже была только предварительная беседа, все прелести начнутся позже.

– Я учту. – Интересно, что я могу учесть? Во всякомслучае, на присутствие Кости Лапицкого я рассчитывать никак не могла.

Я нагнулась, чтобы поцеловать дядю Федора, и почти тотчасотстранилась. И даже закрыла глаза, чтобы проверить свои ощущения. Я не моглаошибиться: от его щеки, от его волос исходил едва слышный, нежный и изменчивыйзапах. Я уже знала этот запах, он ассоциировался у меня со смертью. И больше нис чем.

Этими едва слышными духами пахла шаль мертвой Александровой.

– Ты чего это ко мне приклеилась? – запоздало удивилсядядя Федор. – У тебя же свой морячок есть. Или одного не хватает для тренировокна свежем воздухе?

– Ты хорошо пахнешь, – едва сдерживая волнение, сказалая.

– Ты на что намекаешь? К серьезным отношениям я неготов, предупреждаю сразу.

– Даже не знала, что женские духи в мужских волосахвыглядят так пикантно.

– Ты на что это намекаешь? – подозрительно спросилБубякин.

– Ни на что. Давно искала такой запах. Мои духи. Какназываются? – как можно беспечнее спросила я.

– Да какие духи-то? Не пользуюсь я духами.

– Значит, твоя любовница пользуется.

– Я сейчас временно свободен. Но ты не в моем вкусе, ятебе об этом уже говорил.

– Ты тоже не в моем, а вот твои духи – в моем.

– Хочешь сказать, что я пользуюсь женскими духами?

– Необязательно женскими… Это называется – “уни-секс”.– Когда-то мы разговаривали на эту тему с Костей Лапицким. Господи, как давноэто было, целая жизнь прошла.

Я снова прижалась щекой к голове дяди Федора – это былименно этот запах, слабый, неуловимый, постоянно меняющийся, – именно так идолжна пахнуть смерть.

– Да вы все с ума посходили, девки, вешаетесь на меня.– Это был новый поворот, и я насторожилась.

– Кто-то еще вешается?

– А как же! Недавно костюмерша наша на груди у менярыдала.

– Леночка?

– Ну, мать ее! Обняла, лепечет: “Дядя Федор, дядяФедор…” Вечно так: как гнездом трясти, так Садыков с Темой, а как поплакаться,так туда же, всем романтического Бубякина подавай… Ты бы ее видела, Ева! Всяосунулась, глаза безумные, говорит, только что узнала об актрисе. В общем,новости по Москве распространяются, как стадная мароккская саранча, дажеудивительно. Все Братны интересовалась, как да что, что делать собирается послевсего этого кошмара на улице Вязов. Знаешь, Ева, по-моему, у нее от любви крышапоехала. Несчастная женщина. Зря ее Братны уволил.