Эшафот забвения - Виктория Платова

Тоже… Тебя волнует этот человек, его тело, его руки, тыготова спать с ним когда угодно и где угодно. Это животная страсть кдвадцатисемилетнему красавцу Митяю, которого так просто полюбить; это тихоесострадание к четырнадцатилетнему жирняю Митяю, которому так нужна была любовь.

…Двери павильона открылись, и трое молодых людей выкатилиносилки с трупом Бергман в черном мешке. Какая же все-таки она была маленькая,гораздо меньше Александровой. Как мне могла прийти в голову мысль, что уБергман хватило сил убить конкурентку?..

Тело в черном мешке. Три зарубцевавшиеся язвы в теле. Вот ивсе, что осталось от актрисы-неудачницы Фаины Францевны Бергман, которуюпохоронят за счет государства на кладбище подмосковного Дома ветеранов сцены.Никаких особых слез, никаких особых эмоций, после похорон престарелая балеринаиз Перми снова водрузится в комнате. Во всяком случае, у Бергман хотя бы будетместо последнего успокоения…

Завтра вся эта история обязательно появится в “Хроникепроисшествий”, ее выделят как преступление недели и отведут ей два абзаца, аесли повезет – то и три. А впрочем, я могу ошибаться, и убийству уделят гораздобольше внимания – личность Братны к этому располагает, на нем выспятся все комуне лень, он переплюнет всех Фассбиндеров [11] и Тарантино,вместе взятых, он войдет в историю кино как гений, убивающий всех своих актрис.

Фигурально выражаясь.

Пока я предавалась всем этим не очень веселым размышлениям,милицейский кордон оказался прорванным, смятым, как бумажная салфетка, икоридор перед павильоном заполнили сразу три телевизионные группы. Ну, конечноже, иначе и быть не должно, убийство на ведущей киностудии страны случается некаждый день, все самые модные криминальные репортеры должны отметиться ипопозировать на фоне черного мешка с трупом. Всех их я видела много раз и поразным каналам: я даже помнила их имена – плохо выбритый Виктор Лавникович,специалист по солидным и помпезно обставленным заказным убийствам; хорошовыбритый, но лысый Александр Островский, специалист по серийным убийцам иманьякам; бритый наголо во всех местах Евгений Шустов, специалист помеждународному терроризму. Если у следствия будет столько версий убийства, занего остается только порадоваться…

Три съемочные группы синхронно попросили молодых людей,сопровождающих каталку с трупом, вернуться к дверям павильона и повторитьпроезд. На пленке все должно выглядеть эффектно. Еще один штрих, превращающийчеловеческую трагедию в телевизионный фарс.

В ожидании следственной группы репортеры беседовали совсеми, кто оказался под рукой, зацепили они и дядю Федора, который со скорбнымвыражением лица сделал дополнительную рекламу фильму Братны.

Возможно, фильм и не закроют, подумала я. Глупо закрыватькартину, на съемках которой произошло убийство, это добавит ей пикантности ивызовет дополнительный интерес. Люди обожают страшные истории, особенно еслиэти истории случаются не с ними, они души в них не чают – так же, как и вумерших возлюбленных. А погруженная в кокон слухов и сплетен еще не снятаякартина благополучно перезимует и выползет к Каннскому фестивалю прелестнойбабочкой.

Крушинницей Клеопатрой, Странствующей Данаидой, МрачнойБелянкой, все эти имена можно прочесть в энциклопедии насекомых. Имя Братнытоже можно будет прочитать. Со временем. В энциклопедии кино или на страницахуголовного дела, если очень повезет…

Только о твоем имени нигде и никогда не будет упомянуто,Ева.

– Пойдем, – снова попросила я Митяя, – телевизионщикидействуют мне на нервы. Пойдем, проводишь меня, а я подожду тебя в машине.

…В лифте он снова захотел меня. А я снова захотела его. Этоне имело ничего общего с любовью, что бы ни говорил мне мальчик Митяй. Это былобольше, чем любовь, потому что не хотело ждать, потому что требовало выходаздесь и сейчас. Паскудный лифт, несмотря на относительно малую этажностьглавного корпуса, останавливался три раза, поочередно впуская и выпускаяруководителя киноконцерна “Слово” Валентина Черныха, актрису Елену Яковлеву илюбимого оператора Тарковского Гошу Рерберга – никакой личной жизни, чертвозьми!

– Я тебя так хочу, просто крыша едет, – шептал мне наухо Митяй, бесстыдно ворочаясь у меня под свитером и глядя остекленевшимиглазами на руководителя киноконцерна “Слово”, – ты же знаешь студию, есть жеместа…. Придумай что-нибудь, иначе я просто взорвусь…

– Потерпи, пожалуйста, – шептала я, бесстыдно ворочаясьпод курткой Митяя и глядя остекленевшими глазами на актрису Елену Яковлеву, – ясейчас придумаю что-нибудь…

И я придумала, хотя для этого – полный идиотизм – нампришлось вернуться к павильонам и найти подходящее место в одном из них. Намповезло – еще несколько часов назад здесь снимали клип и еще не успелиразобрать декорации: целая тонна мелкого, ослепительно белого песка в емкости,стилизованной под старую баржу.

– Я еще не любил тебя в песке, – бессвязно говорилМитяй, судорожно освобождаясь от одежды, – хреновы шнурки, хреновы ботинки,завтра же куплю сапоги…

– Ты еще нигде меня не любил…

– Я придумаю что-нибудь потрясающее, обещаю, тебепонравится, у нас уйма времени впереди…

…Я даже подумать не могла, что песок может быть такимжестким, что он забьется во все поры тела и измордует губы, заставит мелкиепесчинки трепетать и кровоточить. Я не знала, что песок может быть таким мягким,что он накроет нас с головой, что он повторит все изгибы наших тел и добавитновые, что он будет направлять, подсказывать, перетекать в нас, как мыперетекали друг в друга. Я не знала, что песок может быть таким влажным отжелания. Что песок, специально привезенный для фальшивого припевчика фальшивойпесенки фальшивой певички, может быть таким настоящим.

Я не знала, сколько прошло времени.

Я не знала. Я даже не успела подумать об этом, потому чтоотяжелевший Митяй рухнул в меня и победительно застонал.

А спустя несколько секунд раздались редкие аплодисменты…

Я запрокинула голову. И увидела то, чего так тщетно ждалавсе эти месяцы.

Совсем недалеко, на маленькой, специально созданнойдизайнерами дюне, сидел человек. Зарыв в песок босые ноги, он весело смотрел нанас. Я сразу узнала его.

Это был Костик.

Капитан Константин Лапицкий.

…Капитан Константин Лапицкий.

Ну что ж, он сам решил сделать это. Никаких “шестерок”,никаких вторых рук с пальцами на спусковом крючке нигде не учтенных “Макаровых”.Это благородный жест, это признание моих прошлых заслуг в качестве агентавлияния. Видимо, я все-таки кое-что сделала для спецслужб, если они такуважительно собираются отправить меня на тот свет.

Ну что ж, я почти готова, песок – не самая плохая почва длямертвых. А кровь и песок – очень поэтично, даже Братны по достоинству оценил быэту цветовую гамму.