Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши - Франческа Картье Брикелл

на уговоры. Как объяснила леди Кунард за обедом в отеле Brown's в Мейфэре, она планировала декабрьский показ мод для благотворительного фонда Бичема – имперской Лиги оперы. И уже подписала на это Дома моды Worth и Callot Sœurs, а также парикмахера парижского общества Эмиля. Для полноты картины нужны были драгоценности. Жаку не потребовалось много времени, чтобы принять решение. Одна из приятных сторон лондонского филиала и мастерской заключалась в том, что ему не нужно было советоваться с братьями. Он с удовольствием согласился. Это было не только благое дело, но и возможность продемонстрировать новейшие идеи перед лучшими клиентами Лондона. «Идея состояла в том, – объяснил Жак Пьеру, – чтобы показать, что могут носить женщины – как с короткими, так и с длинными волосами».

Приступив к работе, Жак предложил дизайнерам разработать идеи для усыпанных драгоценными камнями заколок и современных украшений для волос. Довоенные времена больших причесок (и диадем, которые сидели на макушке) были вытеснены более короткими стрижками, и они требовали изменения аксессуаров. Cartier London выпустил большое количество бандо, которые носили на лбу: с темно-красными акцентами из бирманских рубинов или всплесками ярко-синего цвета из сапфиров.

Всегда думая о новых возможностях дизайна, Жак делал и более необычные предложения. Он подал идею объединить браслеты, чтобы создать ленту для волос. Герцогу Йоркскому (впоследствии – королю Георгу VI) идея понравилась настолько, что он купил такую комбинацию для своей жены: пять браслетов в стиле ар-деко, каждый из которых был украшен разными драгоценными камнями (один с сапфирами, один с изумрудами, один с рубинами и два с бриллиантами), а также рамку, чтобы превратить любые три из них в бандо. Одно особенно яркое бандо, которое можно было разбить на два отдельных браслета, было сделано из резных индийских сапфиров, рубинов и изумрудов. Ранний пример стиля Cartier «тутти-фрутти», оно был достаточно эффектным, чтобы быть проданным еще до показа мод. Покупательницей стала стильная и обладавшая большими связями леди Маунтбаттен, которая, весьма удачно выбрав головной убор, впоследствии стала вице-королевой Индии.

Когда дело доходило до новых идей, Жак не останавливался на драгоценностях. У него была идея, как сделать показ мод леди Кунард более запоминающимся. Он предположил, что его дизайнеры могли бы распространить свои художественные таланты на колени моделей, часть тела, которая считалась рискованной в вежливом обществе 1920-х годов. Предложив, чтобы чулки моделей были скатаны чуть ниже колен, он хотел украсить колени миниатюрными картинами, которые были бы дразняще видны только наполовину, когда модель скользила по подиуму в юбке с разрезом. Один молодой дизайнер Cartier, весьма взволнованный возможностью оказаться в такой близости к красивой модели, вспоминал, как предложил свои услуги Жаку, но обнаружил, что эта блестящая идея имела свои трудности: «Я сделал глубокий вдох, затем, опьяненный ароматом тепла ее тела, на пробу погладил ее коленную чашечку дрожащим большим пальцем – чтобы обнаружить, что плоть на коленном суставе богини морщится паутиной крошечных складок, а затем туго натягивается, как и любая другая». Не торопясь, он все же сделал свою работу, и полученные в результате миниатюрные картины на коленях «Вид Виндзорского замка с реки» и «Арундел» продвинули имя Cartier в круг сплетен на званых обедах в том месяце.

Жак не делал ничего наполовину, и показ мод вылился в огромное предприятие. Он написал Пьеру, чтобы рассказать ему о проделанной работе: «За шесть недель лондонская мастерская выполнила, и выполнила хорошо, сотню работ». На прессу, к счастью, это произвело должное впечатление. Tatler в своей колонке о моде вынужден был признать, что «драгоценности, представленные с величайшей тщательностью, казалось, бросали тень на триумфы портновского искусства».

Как и Луи, который видел свои творения рядом с высокой модой на выставке 1925 года, Жак наслаждался возможностью показать свои произведения вживую. Надеясь, что зрители смогут увидеть драгоценности в новом свете, он «поиграл» с их размещением на моделях. Бриллиантовая брошь в форме листа, которую можно было бы ожидать на вечернем платье, появилась на дневном черно-желтом шарфе; квадратные бриллиантовые часы, «не имеющие никакого браслета», украшали рукав черного платья Ворта; и «на маленьком черном берете блестела великолепная бриллиантовая брошь». У тех, кто был без шляпы или бандо, «украшения для волос, круги или полумесяцы, были искусно расположены на гладко причесанных головах». Там были замечательные творения с многоцветными драгоценными камнями, которые Жак привез с Востока. «Изумительное» рубиновое ожерелье было наилучшим образом показано Калло на фоне серого атласного платья и дополнено «великолепными брошами в рубинах и бриллиантах на плече и на шляпе». Изумрудные броши тоже были весьма заметны, «и большой интерес вызвали брелоки из изумрудов в бриллиантовой оправе; они располагались то сзади, то спереди левого плеча».

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Мой отец всегда настаивал на использовании драгоценных камней самого высокого качества. Он и его братья исходили из убеждения, что, хотя полученная в результате вещь может стоить дорого, если она будет хорошего качества и сохранится в течение нескольких поколений, о высокой цене скоро забудут. Стоило сосредоточиться на самом лучшем.

Отзывы прессы о показе превзошли ожидания Жака; некоторые критики похвалили его за открытие новых тенденций: «Бриллиантовые броши-клипы на плече стали впечатляющей новой модой», – объявлял журнал Sketch в колонке «Пути женщины», и «несколько вечерних платьев были украшены этими сверкающими бриллиантовыми пряжками на одной стороне, а также соответствующими подвесками на бриллиантовой цепочке». От публичности был и неожиданный бонус. «Mauboussin открылся напротив Boucheron на Берлингтон-Гарденс, но я не думаю, что это сильно нам повредит, – писал Жак Пьеру. – К счастью, наша выставка в Мейфэр для оперного Легиона состоялась через три дня после его открытия и полностью затмила его». Это было одно из немногих упоминаний Жака в его письмах о конкурентах. Хотя братья и знали о соперничестве, они не склонны были зацикливаться на нем. Они были сосредоточены на том, чтобы идти вперед, а не оглядываться через плечо на своих коллег, всегда следуя тому же девизу: «Никогда не копировать, только творить».

С точки зрения леди Кунард, показ мод имел большой успех, привлек внимание общественности к ее делу и собрал 500 фунтов стерлингов (около $38 000 сегодня). Ее преданность Жаку была безгранична. В 20-е – 30-е годы она станет одним из лучших клиентов Cartier London и верным его покровителем. Жак обнаружил, что встречается с ней два раза в месяц: только за один год на ее счету было более сорока заказов. Иногда требовался просто ремонт или переделка устаревших вещей в нечто более модное, например косметички – в стильный портсигар. Но у нее была страсть к драгоценным камням, и она не удерживалась от покупки крупных вещей, когда бывало настроение. В 1920-е годы ей не