Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

Этого было достаточно, чтобы совладать с эрекцией.

Вскоре его бригадир и команда прибыли, ребята вылезли из грузовика, достали радио, водяной насос, инструменты и оборудование. Коннор помахал им, показывая на график работы, вывешенный на двери здания.

— Прости меня, — сказал он Оливии и пошел переговорить с бригадой.

Он провел больше времени, чем нужно, обсуждая план работы с бригадиром. Они знали ритм друг друга, и опытный персонал не нуждался в присмотре. Коннор наклонился, помогая одному из парней наладить мотор. Он чувствовал, что Оливия следит за ним все время, и тянул время, чтобы избежать ее.

Когда он вытер руки тряпкой, она сузила глаза и снова засунула руки в карманы.

— Отлично починил мотор. У тебя масса скрытых талантов.

Он снова посмотрел на нее. Она не делала секретов из своих талантов.

— Ты думаешь? — спросил он.

— Да, я думаю.

— Это только те, что на виду. — «Как, — подумал он, — я мог бы заставить тебя стонать». — Мне повезло с бригадой. — Он показал на ящик, который она принесла. — Так, что в нем?

Она была сама деловитость, когда вытащила серию скетчей, которые они с Фредди называли дизайнерскими листами, и передала их ему.

— Мы получили плетеную мебель и качели для крыльца, — отчиталась она, отталкивая план ногой. — Фредди привез то, что мы купили в Фоенисии.

Она шагнула внутрь. К кухне примыкала гостиная с огромным камином в конце и плитой с другой стороны, свет восходящего солнца лился из восточных окон, выходящих на озеро.

Полая труба в главной душевой была покрыта паутиной и пылью. В прилегающей спальне стояла только старая двуспальная кровать. Новый матрац и пружины были прислонены к стене.

— Я хочу, чтобы тут все вышло по-настоящему хорошо, — сказала Оливия. — Я хочу, чтобы у них все было роскошно.

— Это медовый месяц, — кивнул он.

Она стукнула его плетеной корзиной.

— Не направляй мои мысли туда.

— Перестань, — дразнил он ее. — Они были парочкой пятьдесят лет. Ты думаешь, пара может прожить так долго без того, чтобы не пылать страстью друг к другу?

— Все гораздо сложнее, я уверена.

— Ты уверена? Откуда ты знаешь, что не постель делает брак прочным и долговечным?

— Не будь смешным. Любая пара может соревноваться с юбилярами в сексуальной технике.

Да, это точно. Как в ту ночь у него дома. Он должен был взять то, что она предлагала, не больше. Она должна была переспать с ним.

— Нужно большее, чтобы твой брак продлился больше полувека, — настаивала она.

— Нет, — резко оборвал ее он. — Ты не права. Ты усложняешь ситуацию. Если они на самом деле делят постель каждую ночь все эти годы, то у них все прекрасно, потому что это все, что нужно.

— Это просто глупо.

— Да, я такой. Глупый. Но я тот человек, что превращает это место во дворец для влюбленных.

— Как тебе не стыдно, Коннор.

Она всегда легко переходила к насмешкам над ним.

— Не беспокойся, Лолли. Мы сделаем все, как ты хочешь.

— Я не знаю, как вы справитесь с этой дверью, — озаботилась она. Дверь в гардеробную едва держалась на петлях.

— Нет проблем, — сказал он. — Я этим займусь. Тебе не о чем тревожиться.

— Это безумие.

— Точно, черт побери. — Смотреть на нее ему было легче, чем говорить с ней. — Давай представим, что твоя бабушка, то есть невеста, прибирает здесь и делает разные вещи, которые обычно делает женщина. — Он взял Оливию за плечи и подвел ее к старому потускневшему зеркалу над раковиной из старомодного мрамора. — И тогда, — продолжал он, — парень становится нетерпеливым, потому что все это у нее занимает слишком много времени…

— Подожди минутку. — Она встретила его взгляд в зеркале. — Что такое она делает, что занимает у нее так много времени, чистит зубы?

— Не представляю. Я просто знаю, что она задерживается. Шикарные дамочки всегда так делают.

Ее губы изогнулись в улыбке.

— Правильно.

— Так что парень считает, что он может начать жаловаться, что совершенно не дело сейчас этим заниматься…

— Вполне вероятно, — согласилась она.

— Или он может схватить ее и отнести в постель. — И с этими словами он заключил Оливию в объятия.

Она всхлипнула удивленно и прижалась к его плечу.

— Видишь, какие широкие двери, — объяснял он, двигая ее к спальне. — Это прекрасно. — «И черт, — думал он, стоя у кровати, — я бы многое отдал за то, чтобы это происходило с нами на самом деле!» На постели не было матраца и вообще ничего, что могло бы смутить ее добродетель.

В эту минуту вошел Фредди, едва окинув их взглядом.

— Я вижу, вы снова надрываетесь на работе. Никогда не видел никого, кто бы трудился так же тяжело, как вы, детки. — Он невозмутимо прошел мимо них.

Он выпустил ее из объятий и позволил ей сесть.

— Умный парень, — пробормотала Оливия.

Жара не ослабевала, солнце плавилось, словно ртуть, на дорогах и превращало поля и луга в моря цвета буйволовой кожи. Вокруг Авалона отдел противопожарной безопасности вывесил предупредительные плакаты, запрещающие костры и фейерверки. Скобяные лавки торговали веерами, и в выходные народ заполнял город, ища облегчения в прохладной тени гор.

Оливия стояла с отцом на крыльце маленького фанерного домика на Мапл-стрит в Авалоне. Она думала, что ее отец выглядит бледным и напряженным, может быть из-за поездки, может быть из-за стресса от предстоящей встречи с Дженни Маески.

Он заметил, что она смотрит на него.

— Тебе не обязательно оставаться, ты знаешь, — сказал он. — Если тебе не хочется, я справлюсь и один.

— Конечно, я хочу быть с тобой. — Не Оливия создала эту ситуацию, но она вытащила ее на свет. По дороге сюда ее отец настаивал, что это он совершил ошибку, а не она. Однако Оливия — часть этой истории, и Господь знает, она умеет делать ошибки. Она подчеркнула свою решимость, тихо постучав в дверь.

— Одну секунду, — произнес голос.

Дверь открылась, и на пороге стояла Дженни.

Это было одно мгновение в одно биение сердца, в которое Оливия увидела, как карие глаза Дженни встретились с глазами ее отца. С глазами их отца. Это было слишком очевидно теперь, когда она видела их вместе. При том, что Дженни была копией своей матери, сходство с Филиппом Беллами было очевидно, оно проявилось в благородстве их черт, в ямочках, подбородках, изящном очерке рук…

— Я — Филипп Беллами, — представился отец. — Спасибо за то, что согласились повидаться с нами.