Утраченное Просвещение. Золотой век Центральной Азии от арабского завоевания до времен Тамерлана - Стивен Фредерик Старр

Стены дворцов и официальных зданий были расписаны изображениями людей, что свидетельствует о том, что введенный исламом запрет на это воспринимался лишь как рекомендация, а не как строгий приказ. Присутствие местных культов проявлялось в виде небольших алтарей в одном из углов комнат, а также в большом количестве, христианских церквей и зороастрийских храмов.

Что касается материальной культуры, то жители Нишапура жили хорошо во всех отношениях. Гончары производили керамические глазурованные изделия, которые высоко ценятся и сейчас, они есть в мировых музеях и у частных коллекционеров. Местные охотники за сокровищами уничтожили большую часть того, что оставалось от города, чтобы найти их. Лучшими считались изделия с поливной глазурью (эту технику разработали ремесленники Нишапура) и красивыми надписями, выполненными куфическим письмом[560]. Хорасан славился бронзовыми и латунными инкрустированными изделиями, ведущие мастера с гордостью подписывали свои работы[561].

Когда представители знати писали письма, они использовали стеклянные чернильницы, изготовленные в Нишапуре, и скрепляли послания затейливо вырезанными печатями с портретом владельца и такими выражениями, как «Будь счастлив!»[562]. Местные стеклодувы также производили красивые лампы, фонари и дистилляторы, чтобы очищать розовую воду и вино из сока финиковой пальмы[563]. Лучшие дома были украшены стеклянными витражами. Нишапурские доктора могли похвастать превосходно изготовленными медицинскими инструментами из стекла или латуни. Местное медицинское сообщество было настолько большим и уважаемым, что современник написал объемный труд «История медицины в Нишапуре», к сожалению, утраченный[564].

Материальное благополучие могло быть одним и даже обязательным условием культурного превосходства Нишапура, но не было его причиной. Бесспорно, грамотное управление сыграло главную роль. Первым правителем, создавшим новую Центральную Азию со своим дворцом в Нишапуре, был сын Тахира Абдаллах. Вдумчивый и мудрый правитель, он стал бы известен, живя в любое время. Абдаллах писал стихи в свободное от государственных забот время. Он также придерживался мнения довольно необычного для тех времен, да и для любого другого времени, что благополучие государства зависит исключительно от крестьянства. «Бог, – говорил он, – кормит нас их руками, приветствует нас их ртами и прощает их жестокость». Это привело его к необычному выводу: государство должно развивать общее образование. «Знания, – заявлял он, – должны быть доступны достойным (знати) и недостойным (например, крестьянству)». При правлении Абдаллаха эти идеи реализовались не только к Нишапуру, но и ко всей Центральной Азии. Выдающийся российский ученый В. Бартольд изучил политику Абдаллаха и нашел свидетельства того, что во время его правления даже детей бедных крестьян отправляли в города на обучение[565].

Впечатляющее распространение образования при Абдаллахе, которое было продолжено в последующие века, сосуществовало с тем, что можно описать как нестабильные социальные условия. Ключевыми «актерами» на социальной сцене Нишапура были землевладельцы (дехкане) – с одной стороны и ремесленники и работники – с другой. Каждая из сторон заслуживает пристального внимания.

Благодаря Ричарду Буллиету, исследовавшему многие дошедшие до нас генеалогии и истории семей, мы можем заглянуть в жизнь дехкан, доминировавших в политической и культурной жизни Нишапура[566]. Эти богатые семьи быстро сколотили свое состояние, а затем утвердили собственное превосходство, заявив о возвышенности культуры. Одни нашли свое призвание в качестве покровителей, другие – как мыслители или писатели, особенно в сфере религиозного права. В этой важной области, затрагивавшей каждый аспект гражданской жизни, знать разделилась на два непримиримых лагеря. Те, кто следовал за Абу Ханифой, иракским ученым VIII века, считали важным предоставить больше свободы для индивидуального толкования Корана и хадисов (при вынесении правовых решений). Ханафиты считались (и считаются до сих пор) более «либеральными» и «рационалистами»[567]. Против них выступали последователи ученого IX века из города Газа аш-Шафии, которые в сфере права были на стороне богословов-фундаменталистов.

Эти различия были лишь фасадом, за которым скрывался более глубокий раскол, ставивший сторонников свободной воли, рационализма и даже мутазилитской теологии против традиционалистов и приверженцев «жесткой линии». Если первые приветствовали проницательность живого ума, то последние считали, что раз Бог создал и контролирует каждую частицу вещества, то все разговоры о причине и следствии – основных столпах науки – бессмысленны.

Летописи Нишапура сообщают нам о том, что в 997 году лектор-правовед по праву мог привлечь аудиторию численностью 500 человек – это очевидное доказательство глубины вражды между противоборствующими сторонами и вовлеченности общества в эти дебаты[568]. Неоднократно такие собрания перерастали в беспорядки, доказывая, что в реальности спор имел мало общего с тонкостями права или теологии, а скорее был связан с вопросом контроля над местной политикой. Отсутствие единства, проявлявшееся в наличии этих двух враждующих групп, постоянно подрывало власть знати. Говоря словами Буллиета, это были «долгие, мягкие, неуклонно сгущающиеся сумерки»[569]. В другом отрывке он говорит резче: знать как класс «совершила самоубийство»[570].