Чайная роза - Дженнифер Доннелли

— Узнаёте? — спросил Генри, положив в его руку какой-то предмет. Это был синий камень из реки. Тот самый, который Джо подарил Фионе.

Бенджамин сказал, что обнаружил его в ломбарде неподалеку от квартиры Родди. Владелец не только узнал Фиону по описанию, но и вспомнил, что она продала камень за наличные и саквояж и была с мальчиком. А еще она заложила обручальное кольцо с маленьким сапфиром, но он его уже продал. Бенджамину пришлось выложить за камень пять фунтов. Владелец ломбарда знал, что это такое: античный скарабей[32], возможно выпавший из кольца древнеримского вельможи, ведшего по Темзе свой флот.

Джо расплатился с Бенджамином и держал камень в руке, пока сыщик заканчивал рассказ. Теперь он был уверен, что Фионы больше нет в Лондоне. Что она действительно уехала. Но куда? Бенджамин тоже считал, что она оставила город. Он и сам поступил бы так же, если бы за ним охотился Шихан.

Значит, найти ее будет намного труднее, чем он думал.

За пределами Лондона у нее не было ни родственников, ни друзей. Это означало, что вычислить ее местопребывание с помощью логики невозможно. Фиона может быть где угодно. Бенджамин посоветовал Джо не терять надежду. Он уверен, что не только владелец ломбарда видел, как девушка уезжала из Уайтчепла. Он поговорит с кебменами, стоящими на Коммершл-роуд. Возможно, кто-нибудь вспомнит не только девушку с мальчиком, но и то, куда он их отвез.

Джо понимал, что Генри сбивается с ног, но ожидание убивало его. Он не мог уснуть, думая, что любимая осталась совсем одна на свете, попала в какую-то страшную беду и не знает, где приклонить голову.

Милли, обложенная валиками и подушками в кружевных наволочках, шила крестильную сорочку из белого шелка. Джо смотрел на нее и уже в который раз думал, что эта жизнь нереальна. Это не должно было случиться. Он не должен был жениться на Милли и жить в этом доме. Ему были от рождения суждены Фиона и Уайтчепл. Сейчас они уже открыли бы свой первый магазин и работали бы день и ночь, чтобы добиться успеха. Конечно, постоянная борьба за выживание трудна, но ведь именно этого он и хотел. Вечером сидеть за столом друг напротив друга и рассказывать, как прошел день. Спать в одной постели и заниматься любовью. Слышать, как люди называют Фиону «миссис Бристоу». Качать на коленях их ребенка и слушать, как их матери спорят, кого из бабушек он больше любит…

— Джо, милый, какое имя тебе больше нравится? Аннабел или Люси?

Голос Милли нарушил его мечты и заставил вернуться к действительности.

— Что, Милли? Извини, я думал о работе.

— Я спросила, какое имя ты предпочтешь, если родится девочка. Если родится мальчик, я хотела бы назвать его Томасом в честь моего отца. Томас Бристоу… По-моему, звучит неплохо. Я просто уверена, что это будет мальчик. У меня такое чувство. Я… — Внезапно Милли умолкла и прижала руки к животу.

Джо рывком выпрямился и уронил гроссбух, лежавший у него на коленях.

— Милли, что с тобой? Тебе плохо? Вызвать врача? — тревожно спросил он.

Милли подняла взгляд.

— Нет… — медленно сказала она и широко улыбнулась от радости и удивления. — Все в порядке. Младенец брыкается, Джо. Я его чувствую. Чувствую! — Она взяла руку Джо и прижала к животу. Бристоу ничего не ощутил. Милли смотрела на него, но прислушивалась к тому, что происходило у нее внутри. — Вот! — возбужденно прошептала она. — Почувствовал? — Джо покачал головой. Милли сильнее прижала его ладонь, и тут он действительно что-то ощутил. Крошечный локоток, колено или пятку. Малыш был явно чем-то недоволен. Ребенок — его ребенок — внезапно стал реальностью.

Бристоу охватили противоречивые чувства. Мощный отцовский инстинкт сражался с ощущением собственного одиночества. Джо знал, что будет любить этого ребенка. И в то же время хотел, чтобы его не было вовсе. Когда он представил себя в качестве мужа Милли и отца ее ребенка, на его глазах проступили слезы. Потому что этот малыш не был малышом Фионы и потому что жизнь самого Джо оказалась безнадежно пуста. Он пытался не разрыдаться. Послышался шелест шелка. Милли придвинулась к нему и начала утешать.

— Не плачь, милый. Ты полюбишь его, — поцеловав мужа, шепнула она. — А он полюбит тебя. Уже любит. А когда он родится, может быть, ты полюбишь и меня. Тогда мы станем одной семьей, и все будет хорошо.

— Мистер Бристоу…

Голос доктора заставил Джо очнуться. Он резко поднял голову.

— Как она?

— Роды были трудные, но она поправится.

Бристоу ощутил облегчение.

— А ребенок?

— К сожалению, родился мертвым. Мы не смогли остановить схватки. Спасибо и на том, что он вышел наружу.

— Это был мальчик, — вяло сказал Джо.

Доктор кивнул и положил руку на его плечо.

— В таком возрасте ребенок не может жить вне матки. Он бы только мучился. У нее будут другие дети. В свое время.

— Я могу пройти к ней? — спросил Джо и попытался встать.

Доктор Лайонс нажал на его плечо и удержал.

— Нет-нет, — быстро сказал он. — Не стоит. Еще рано. Сейчас к вам выйдет мистер Питерсон и даст совет. — Доктор ушел, сказав, что он пойдет завтракать и вернется через час-полтора.

Джо снова опустился на скамью. Сил плакать у него не было. Ребенок оказался мертворожденным. Так же, как вся его жизнь, мечты и надежды. Он хотел быть хорошим, добрым, порядочным человеком. Любящим мужем и отцом. Почувствовав брыкание малыша, стал надеяться, что будет любить его и заботиться о нем. Казалось, эти движения обещали, что все пойдет на лад. Но ребенок родился мертвым. Из-за него.

Дверь открылась, и из спальни Милли вышел его тесть.

Джо встал и посмотрел ему в глаза.

— Она хочет видеть меня?

Томми стоял неподвижно, прижав к бокам стиснутые кулаки. На его лице был написан ледяной гнев.

— Если бы не Милли, я убил бы тебя на этом самом месте, — наконец сказал он. — Она рассказала мне все. О ваших отношениях. Об этой девушке. Фионе. Не знаю, что она имела в виду. Милли бредила от боли и хлороформа. Рассказала мне про День Гая Фокса… и про то, что она сделала. Мне хотелось заткнуть уши. — Он уставился в пол, сжал зубы, а потом снова посмотрел на Джо. — Я хочу, чтобы ты ушел из этого дома. И из нашей жизни. Забирай все, что принадлежит тебе, и уходи. Будет развод по причине супружеской неверности. Твоей. Если ты будешь оспаривать это, я…

— Не буду, — сказал Джо. «Развод, — подумал он. — Свобода». Наверное, ему следовало радоваться, но радости не было. Только стыд и чувство вины. Люди их круга не разводились. Такие дела были скандальными, уродливыми, и то, что о разводе заговорил Томми, показывало, до какой степени он презирает зятя. Он, Томми Питерсон, человек, одобрение которого когда-то значило для Джо все на свете. Джо надел сюртук и посмотрел на дверь.