Подвиг в прайс не забьешь - Андрей Негривода

– А почему Америка с Англией, собираясь воевать с Афганистаном, тем временем бомбят Ирак?

– Я думаю, это просто по старой памяти. Чтобы Саддаму Хусейну мало не казалось... Я не думаю, что будет широкомасштабная военная операция в Афганистане... Хотя и не исключаю напрочь... Что-то наверняка будет. Так это не оставят. Но широкомасштабная война... Это огромные средства, это огромные людские ресурсы... У нас в Афганистане стояла огромная армия, и ее мощь, ее контингент наращивались из года в год... Как они себе это представляют?

– Можно задать тебе еще несколько личных вопросов?

– Пожалуйста...

– Когда ты собирался ехать в Израиль, кстати, а почему ты принял такое решение, разве ты рассчитывал, что сможешь найти здесь работу в соответствии с полученной квалификацией?

– Я приехал сюда шесть с половиной лет назад со своей семьей. Два с половиной года прожил в Афуле. Потом развелся с женой, так уж сложилось, и вот уже четыре года живу в Нетании. Почему здесь? Просто после развода мне надо было куда-то уехать, и я уехал в никуда. Переехал в Нетанию. Мне понравился этот город, потому что очень напомнил Одессу.

А насчет работы... Если человек хочет работать, он всегда найдет ее для себя. У меня была судьба всех эмигрантов: заводы, стройки, посудомойщик, грузчик, помощник мастера... Потом начал работать в охране. Вначале проверял сумки в магазинах, потом пошла более серьезная работа. Охранял и сопровождал грузы до недавнего времени – до марта, пока не случилось последнее ранение...

– Когда у тебя день рождения?

Которое? У меня их пять...

– Главное. По паспорту.

– Я родился за две минуты до Нового года. Записали – 1 января. В 2002-м мне стукнет 34 года.

– Ты веришь в свой знак – Козерог?

– Верю. Я очень упрямый.

– Ты доволен жизнью? Адреналина в крови хватает?

– Честно говоря, нет! После всего того, что было, сейчас жизнь мне кажется пресной. Не хватает остроты – чувства опасности...»

* * *

...Эту статью Андрей прочитал уже тогда, когда авиалайнер взмыл в небо и направился на север, к берегам Франции.

Он купил этот толстый еженедельник уже в аэропорту, чтобы не скучать в полете последующие три часа... И, как оказалось, не заскучал!.. Он читал эту писанину и мысленно смеялся...

Статья получилась огромная, на целых два газетных разворота. Андрей читал ее, и блуждающая по его лицу улыбка то и дело вводила в замешательство снующих по проходу стюардесс.

«...Мама дорогая! Ну и глупая же сволочь! А ведь я на нее запросто могу и в суд подать! За использование спецтехники без моего на то разрешения и ее предварительного предупреждения! И понаписала всякую белиберду! Да к тому же еще и русский язык основательно подзабыла, дура! Кто же так по-русски фразы строит! Ладно! Хрен с ней! Да и с ними со всеми!.. Пусть и дальше ищут своих „золотых рыбок“ в этом мутном, стоячем болоте... А мне теперь уже не до них! Я теперь опять свободен! Я вырвался!..»

Филин был счастлив!..

Счастлив по-настоящему!.. Так, как может быть счастлив только тот, кто перенес муки, лишения, страдания в застенках и наконец-то вырвался на свободу...

Он летел! Он парил над землей! А сейчас, в самолете, летел в самом прямом смысле!

А собирался он так, как будто уезжает навсегда! Да, собственно говоря, именно на это он и надеялся – больше никогда не возвращаться в страну, которая так и не стала ему ни домом, ни уж тем более родиной. Да и слава богу! Жалеть было абсолютно не о чем! Ну, разве что о дочери Машеньке. Но он не думал ее забывать! Андрею было совсем не все равно, какой вырастет его дочь, и он собирался ей помогать и поддерживать ее! Но издалека... Да и еще о друге Генке-музыканте...

А Лина... Ей он попросту подарил все, что удалось ему «нажить» за этот год... Абсолютно все!

«...Пусть пользуется... Мне теперь это барахло совершенно ни к чему...»

Филин был по-настоящему свободен! И не было у него долгов, его не обременяли холодильники, телевизоры и тому подобные «блага цивилизации»... От всего этого барахла он избавился без тени сомнения и сожаления – в его «полете» они могли только мешать! А он летел! Уже летел...

Филин продолжал свой опасный полет...

Для чего? Он и сам этого не знал. Но знал другое – у него есть профессия, которую он любит, опыт, знания и теперь уже мудрость не по возрасту. И у него была сумасшедшая, до ломоты в зубах, потребность поделиться своими знаниями с теми молодыми-зелеными, которые уже шли ему на смену...

...Вдоль обрыва, понад пропастью, по самому по краю

Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю...

И не было сейчас в целом свете более правильных слов, чем те, которые написал Владимир Семенович Высоцкий в своей песне. И не сказать лучше никому! Потому, что именно эти строчки полностью, как зеркало, отображали то, что творилось в душе Андрея сейчас. И он пел! Пел эти, ставшие для него очень символичными, почти святыми, строки! Пел, как заклинание, как свою, совершенно новую и известную только ему молитву!..

Мы успели – в гости к богу не бывает опозданий.

Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?

«...Успею! Ты все успеешь, капитан Филин! Ты все успеешь, Андрюха, брат, если сумел дожить до этого дня... Прав был тогда, без малого два года назад великий Махатма Кут Хуми, когда я „лечил“ свои мозги в буддийском дзонге Кулха Чу. Этот великий человек, да и человек ли вообще, сказал, что я буду жить долго и сделаю все, что задумал, если переступлю „порог“ своего тридцатитрехлетия... Ну, что ж!.. Я его переступил!.. Теперь остается только идти дальше этим, своим путем...»

...Самолет прибыл в аэропорт Марселя точно по расписанию, в 13.20...

И...

Времени у Андрея было «вагон и маленькая тележка» – практически вся жизнь, чтобы не торопиться. Чтобы подумать еще раз, правильно ли он делает сейчас, возвращаясь туда, где уже несколько раз чуть было не отдал богу душу... Он мог позвонить своему старому сокурснику еще по училищу Сергею Палию, Ежику, который теперь был Жаком Рано, остаться у него на сутки или двое. Он мог бы позвонить и остаться на несколько месяцев у своего однополчанина и друга Питона, Виктора Попа, который теперь был уже пенсионером Легиона и имел уйму свободного времени. Он мог бы, наверное, позвонить и той красавице-стюардессе Эжен, или, как он ее называл, «стюардесса по имени Жанна, обожаема ты и желанна», позвонить и остаться у нее на всю жизнь... Он мог бы... Здесь, в этом городе, ему было куда пойти!..

Он, наверное, мог бы... Но...

«...Простите меня! Простите вы все! Мои родные и дорогие моему сердцу люди! Мы еще увидимся, и не раз!.. Но не сегодня!.. Сегодня я спешу... Я и так уже опоздал к своему сроку!.. На два месяца опоздал!.. И я лечу-у-у!..»