Бумерит - Кен Уилбер

Лиза Пауэлл оторвалась от своих записей.

– В этих действиях как таковых нет ничего плохого. Но если, выполняя их, пренебрегать всем остальным, они приведут к полному отчуждению от общества, превратившись в своего рода патологический плюрализм с его невероятной убеждённостью в том, что я буду принят группой, если начну её обвинять и осуждать. Я делаю врагами тех, кто нужен мне в качестве союзников, особенно если принимать во внимание, что я руководствуюсь этноцентрическими, а не мироцентрическими мотивами. Для спасения своей этноцентрической идентичности я выбрал тот способ, который просто-напросто отказывает моей идентичности в существовании.

– Я точно знаю, что значит жить 200 000 лет, – говорит Скотт. – Это значит, жахать всё, что движется. Ты только посмотри на это море сисек и попок, волны которого рассекает фаллос.

– Скотт, ты сам-то себя слышишь? Ты говоришь как победитель конкурса на худший порносценарий. То есть так: «Той тёмной дождливой ночью я начал совать свой болт во всё, что движется».

– Да? Ты на себя посмотри. Выпьешь два пива, и уже лужу готов трахать.

Я уже собирался нанести сокрушительный ответный удар, но внезапно понял, что этот маленький ублюдок, пожалуй, прав.

– Но истинный плюрализм – это не этноцентрический плюрализм, а всеобщий плюрализм. Он признаёт общие черты и глубокое сходство всех людей: все мы страдаем и радуемся, смеёмся и плачем, чувствуем удовольствие и боль, удивляемся и раскаиваемся. Все мы способны создавать образы, символы, понятия и правила. У нас у всех по 206 костей, по две почки и по одному сердцу. Всем нам доступна Божественная Основа, как бы мы её не называли. Всем нам открыты спектр сознания и удивительная спираль развития. Кроме того, всеобщий плюрализм признает все те прекрасные различия, внешние признаки и обусловленные культурой нюансы, которые делают разные группы и разных людей такими непохожими друг на друга, такими особенными и уникальными. Но если вы сразу начнёте искать различия, то ваш плюрализм никогда не станет всеобщим, и вы будете обречены на патологический плюрализм, восстановление этноцентризма и регрессивную катастрофу.

– К счастью, – продолжила Пауэлл, – по-настоящему чувствительные люди всё чаще говорят о необходимости сдвига от этноцентрической несвободы к мироцентрическому объединению. Вспомним известную художницу Сару Бейтс (Sara Bates). Нация чероки делится на семь кланов: Клан Волка, Клан Оленя, Клан Красной Краски, Клан Птицы, Клан Длинноволосых, Синий Клан и Клан Дикого Картофеля. Сара принадлежит к Клану Волка, и использует в своих произведениях элементы его символики. Удивительная особенность работ Сары заключается в том, что она также использует в них элементы, символизирующие связь всего человечества, и это уже не этноцентрический, а универсальный плюрализм. Вот что сказано в одном из её буклетов: «Многие художники используют историю, чтобы рассказать о собственном бытии как о бытии американского индейца, женщины, или художника в контексте истории искусства. Они изо всех сил стараются показать свою принадлежность к группе, отличающую их от остальных людей» – это этноцентрический плюрализм. «В отличие от них, Бейтс использует историю и наследие своих предков племени Чероки для того, чтобы показать, насколько все мы похожи и как тесно связаны», – это мироцентрический или всеобщий плюрализм. Как это чудесно по сравнению с кошмаром нарциссической политики идентичности! То, что Сара Бейтс посредством своего искусства выражает идеи всеобщего плюрализма и борется с модными, но жестокими тенденциями этноцентрического плюрализма и балканизированного[88] разнообразия, – просто поразительно.

– Стоит также вспомнить диалог между Майей Ангелу (Maya Angelou)[89] и Белл Хукс (Bell Hooks)[90], – произнесла Пауэлл, плавно перемещаясь по сцене.

Белл Хукс: Меня очень беспокоит то, что некоторые мои студентки готовы читать только работы авторов-женщин, чёрные студенты – только работы чёрных авторов, а белые студенты соглашаются только с белыми писателями. Мне кажется, утрата способности к сопереживанию и состраданию – это худшее из всего, что может с нами произойти.

Майа Ангелу: Полностью согласна. Мы превратимся в животных, и тогда нам сложно будет спастись от собственной дикости. На всех своих занятиях – не важно, что я преподаю – я всегда использую одно высказывание. Я пишу на доске: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо». Ниже я пишу эту же фразу на латыни: «Homo sum humani nil a me alienum puto». А потом рассказываю студентам её историю. Эта фраза принадлежит Публию Теренцию Афру, известному как Теренций. Этот африканец по происхождению был рабом у римского сенатора, а когда сенатор его освободил, он стал самым популярным драматургом в Риме. С 154 г. до н. э. по наши дни сохранились шесть его произведений и это высказывание. Этот мужчина, не рождённый белым и свободным, говорил: я человек.[91]

Пауэлл замолчала, внимательно оглядела присутствующих и ушла со сцены сквозь чуткую звенящую тишину. На сцену снова поднялся Морин, чтобы подвести итоги дня.

– Леди и джентльмены… Вы не против, что я говорю «леди»? Позвольте мне напоследок поделиться с вами несколькими наблюдениями и тревожной статистикой. Иксеры и игрики, должно быть, недоумевают, какое отношение все эти разговоры имеют к ним. Зачем им вообще слушать про бумерит? Вообще-то, на это есть масса причин, которые мы обсудим позже, но начать я хочу с одной. Насколько глубоко бумерит проник в американские университеты, в которых вы учитесь? Насколько злобным стал злобный зелёный мем?

– Ничто человеческое мне не чуждо, – говорит Хлоя. – Если мы с тобой будем жить 200 000 лет, то сможем заняться любовью как минимум миллиард раз.

– Миллиард раз? Хлоя, поверь мне, у меня не так много спермы.

– А будет много, потому что мы будем постоянно обновляться.

– Но Хлоя, почему ты решила, что всё это время мы с тобой будем вместе?