Визит дамы в черном - Елена Хорватова

Как я была счастлива, когда впервые увидела его в синей форме гардемарина Морского корпуса! Я даже расплакалась, рассматривая его белые погоны и золотые якоря. Морской корпус — привилегированное учебное заведение, где обучаются преимущественно дети моряков. Там очень серьезная подготовка, особенно по специальным морским дисциплинам и математике, да и три иностранных языка нужно знать в совершенстве. Перед Андреем открывались такие перспективы!

И вот он, уже офицер, молодой человек с блестящим будущим, вдруг начинает крутить роман с женщиной, что называется, легкого поведения. Представляете, каким ударом для меня это было? Андрей выкупил из дома терпимости некую девицу Бланш, оказавшуюся Ривой Фоерштерн, снял для нее квартиру и… Ну, вы понимаете… Конечно, она была красавицей, этого не отнимешь. Точеные черты лица, огромные печальные глаза, то, что принято называть библейской красотой…

Я не одобряла этой связи, но и запретить не могла — он ведь был уже взрослым человеком, да и я не враг его счастью.

В общем-то, она была неплохой женщиной, доброй, кроткой… Жизнь была очень жестока к ней, Рива в буквальном смысле прошла все круги ада, прежде чем оказалась на самом дне. Андрей был для нее спасителем, благородным рыцарем, сказочным принцем. Она очень любила моего брата. Думаю, в конце концов Рива крестилась бы, и они с Андреем пошли бы под венец. Но тут его назначают на Дальний Восток.

Предполагалось, что он осмотрится, устроится и вызовет Риву. После его отъезда оказалось, что она беременна и опасное морское или даже железнодорожное путешествие в Порт-Артур может ей повредить. А Андрей переменил обстановку и словно освободился от этой любви…

Письма его становились все реже, все суше. Может быть, он просто был слишком занят делами службы, не знаю. Но я же не могла бросить бедную женщину в интересном положении на произвол судьбы! Пришлось ее опекать, хотя это плохо сказалось на моей репутации. Я ведь учу девочек в гимназии, у нас строгое начальство, мне было нелегко. Однако это пустяки, страшная беда то, что Рива умерла родами. А ее дочка, больная и слабенькая, осталась жить.

Что я должна была сделать? Сдать ее в приют, чтобы малышку там уморили? Она ведь моя племянница. Я ее выходила, наняла кормилицу и стала заботиться о бедном ребенке. Она такая хорошенькая, прямо кукла.

Потом Андрея ранили, он долго лечился и мог остаться полным инвалидом. Мне было так страшно за него… Встреча с Машей Мерцаловой буквально вернула его к жизни, он стал бороться за право стоять и ходить на своих ногах и, видите, победил. Но рассказать Маше, что у него есть незаконнорожденная дочь от бывшей проститутки, он так и не смог.

Почему Андрей этого боится? Если Маша так хороша, как ему кажется, она не отвернется ни от него, ни от ребенка. Но он ничего не рассказал ей и меня от нее прятал, чтобы я не выдала его случайно. И чем дальше, тем труднее ему открыться. Может ли офицер быть таким трусом с женщинами?

Он будет сердиться, что я вам все рассказала. Только, по-моему, лучше сказать правду, чем обманывать или умалчивать. Ангелочек мой, — госпожа Витгерт с нежностью посмотрела в лицо спящей девочки. — Как можно стесняться такого сокровища? Я уложу ее в постель.

Женщина на руках понесла ребенка в смежную комнату. Дмитрий представил, как она заботливо укрывает девочку одеялом, крестит на ночь, проверяет, не чадит ли ночник…

— Я потрясен вашим рассказом, госпожа Витгерт.

— Меня зовут Анна Кирилловна.

— Можно мне звать вас просто Анной? Мне теперь кажется, что я знаю вас много лет.

— Зовите. А о чем вы собирались со мной говорить? Про убийство я ничего не знаю. Если вы подозреваете Андрея Кирилловича…

— Простите, но вы напрасно тревожитесь. Я уверен, что кто-то просто-напросто пытался навести на Андрея подозрение, притом не очень умело. Следователи не так тупы, как считают преступники. Мне важно понять, кто и зачем впутывает вашего брата, кому было удобно воспользоваться им, как ширмой, и станет ясно — кто убийца. Анна, вы не будете сердиться, если я приведу к вам завтра Машу Мерцалову? Ей столько всего наговорили, она растеряна и в полном отчаянии. Я боюсь за нее. Скажите и ей правду, это действительно самое лучшее.

— Конечно, приводите. А сейчас не угодно ли чаю?

Когда Дмитрий вышел из «Прибрежной», было уже совсем поздно. Он повернул было к дому, но потом все же решил еще раз потревожить Мерцаловых.

«Наверняка не спят, не разбужу, — думал он, шагая в обход Народного сада (сторожа уже заперли на ночь ворота). — Еще всю ночь будут мучиться и плакать, если не зайду, а могут ведь спать спокойно».

Швейцара удалось добудиться не сразу, а хозяева, как и предполагал Колычев, не спали. Викентий Викентьевич, в халате с кистями и ночных туфлях, почти бегом спустился по лестнице и схватил Дмитрия за руку.

— Митя, голубчик, что, что случилось? Вы что-то узнали? Что-то плохое? Богом молю, не томите!

— Успокойтесь, Викентий Викентьевич! Ничего страшного, успокойтесь! Я был у дамы в «Прибрежной». Она не жена Витгерта, а сестра. Они очень похожи внешне, так что даже и сомнения никакого не возникает — сестра, сестра. Она пригласила Машеньку зайти, поговорить о семейных делах, я их касаться не буду…

— Но почему же все так странно? Почему они с братом живут в разных гостиницах, почему он не представил ее ни нам, ни Маше, не пригласил на помолвку, прячет? Что у них там за семейные тайны?

— Думаю, пусть Андрей и Анна Кирилловна объясняют свои тайны сами. Но вы не волнуйтесь, ничего такого ужасного, что вам рисовалось в воображении, нет. Успокойте Машеньку. Андрей ее любит и напутал лишнего просто потому, что боялся ее потерять. Завтра поговорите с Анной Кирилловной, с Андреем и все встанет по местам. Пусть только Машенька перестанет плакать и поверит мне на слово.

Домой Колычев вернулся за полночь такой усталый и вымотанный, словно на нем воду возили.

Петр полуночничал с книгой у печки.

— Митя? Ты сегодня целый день занимался расследованием? Есть что-нибудь новое?

— Я страшно устал. Даже говорить сил нет, извини. Пойду к себе спать.

— Тебе принесли записку от Варвары Ведерниковой, — крикнул Петя вслед Колычеву, но тот не прислушался.

На следующее утро Дмитрию снова не хотелось разговаривать. Он молча пил кофе и думал об убийстве.

Если предположить, что наличие у Витгерта незаконнорожденной дочери от бывшей проститутки — повод для шантажа (а пожалуй, действительно, повод!) и Маргарита Синельникова, узнав о ребенке, шантажировала офицера, то невольно приходится считать убийцей Андрея.

А если еще кто-то, проведав о девочке Витгерта, решил представить дело как шантаж, чтобы на Андрея пало подозрение в убийстве? И интересовала убийцу не столько смерть Маргариты, сколько возможные последствия для Витгерта?