Визит дамы в черном - Елена Хорватова

— Милостивый государь, вы позволяете себе поступки, несовместимые с вашей должностью и недостойные благородного человека! Вы, судебный следователь, слуга закона, занимаетесь грязными интригами и грубо вмешиваетесь в мою жизнь… Я… Вы…

На скулах Витгерта играли желваки. Казалось, он вот-вот бросится на Колычева с кулаками.

— Прежде всего я попросил бы вас, господин Витгерт, успокоиться и взять себя в руки. Что за истерика? Вы не барышня, вы офицер!

— Да как вы смеете? Я не потерплю никаких нотаций от судебной ищейки! Да, я — офицер, и я проливал кровь за отчизну в то время, когда вы перебирали бумажки за канцелярским столом и рылись в чужом грязном белье! Вам по роду ваших занятий стали известны некоторые тайны моей жизни, и вы воспользовались этим, чтобы насплетничать Марии Викентьевне и ее родителям. Это настолько низко…

— Простите, но я вас перебью. Не знаю, способны ли вы, господин Витгерт, воспринимать сейчас хоть какие-то доводы рассудка, но мои объяснения вам выслушать придется! Вам угодно было скрывать от невесты свои тайны, то есть сведения о том, что вы фактически состояли в гражданском браке с некой дамой и имеете от нее дочь. Что ж, это ваше право. Но вы напрасно думали, что в таком городе, как Демьянов, можно скрыть от местного общества приезд вашей сестры. Тщательно скрываемое событие порождает особый интерес и обрастает массой слухов и сплетен, порой довольно грязных. И до вашей невесты эта история дошла в самом неприглядном виде. Маша была уверена, что к вам прибыла жена с ребенком, а ваша с ней помолвка — шаг к преступлению, именуемому двоеженством.

Лицо Витгерта мгновенно залилось краской, причем покраснела даже кожа под светлыми волосами надо лбом и на затылке над крахмальным воротничком. Колычев продолжал:

— Викентий Викентьевич пригласил меня в свой дом, где я нашел Марию Викентьевну в самом отчаянном и жалком положении и имел основания тревожиться за ее здоровье. Испытывая к семейству Мерцаловых дружеские чувства, я вынужден был навести справки о ваших делах. Слава Богу, Анна Кирилловна не стала скрывать от меня правду. Думаю, по размышлении вы поймете, что ничего страшного не случилось.

— Как не случилось? То, что я должен был рассказать Маше сам, но не смог, она узнала за моей спиной от чужих людей. Она меня никогда не простит! И в этом виноваты вы!

— Хуже было бы, если бы она потеряла ребенка…

— Какого ребенка?

— Вы не знали, что Мария Викентьевна ждет от вас ребенка? Нервные приступы очень опасны для беременных и могут привести к выкидышу. Что с вами, Андрей Кириллович?

Витгерт остолбенело молчал, лоб его покрылся испариной. Колычеву показалось, что Андрей сейчас грохнется в обморок. Дмитрий поискал воду, но не нашел и налил Витгерту стакан вина, на столе как раз стояла открытая бутылка, приготовленная к обеду. Андрей опорожнил стакан залпом и тихо переспросил:

— Мария Викентьевна ждет от меня ребенка?

Ясно было, что это — неожиданность для Витгерта и смысл сказанного Колычевым доходил до него с большим трудом.

— Ну вот, я снова раскрываю чужие тайны и грубо вмешиваюсь в любовные дела. Простите великодушно. Вероятно, Маша мечтала сама вас порадовать этим известием…

Витгерт, казалось, ничего не слышал.

— Ждет ребенка… Маша ждет ребенка, — вероятно, повторяя эту новость, Андрей с каждым разом все больше и больше свыкался с ней. Наконец он вспомнил, что рядом сидит Колычев. — Простите меня, Дмитрий Степанович! Я кажусь себе таким идиотом.

— Да уж, не без того, — согласился Колычев.

Разговор Мерцаловых с Анной Витгерт получился долгим. Узнав правду, Маша сама не понимала, радоваться ей или продолжать пребывать в отчаянии. Но независимо от ее воли горе, сжимавшее ее сердце, незаметно ушло. Все-таки правда оказалась не такой ужасной, как представлялось поначалу. Хотя, когда Маша пыталась вообразить Андрея в объятиях другой женщины, причем продажной женщины, проститутки, взятой из какого-то офицерского борделя, в горле вставал ком, а на глаза наворачивались слезы.

И никакие доводы рассудка, что Андрей тогда даже не подозревал о существовании Маши на этом свете, не помогали. Видение было отвратительным…

Маша давно поняла, что любит Андрея, но только когда ей показалось, что она навсегда его теряет, стало ясно — жить без него невозможно, просто жить, дышать, смотреть на этот мир без Андрея Маша уже не в силах.

Когда-то она считала себя эмансипированной молодой дамой, для которой любовь не имеет такого уж значения, а главное в жизни — образование, развитие собственного интеллекта и полная независимость.

В кругу гимназических подруг Маша любила порассуждать, что брак порабощает и закабаляет женщину, не дает ей реализовать свои способности, что житейское болото засасывает и что женщинам пора бороться за свое право на независимую жизнь, устроенную по собственным вкусам.

Пошлые дурочки смеясь отвечали, что она вполне может остаться старой девой и всю жизнь промыкаться на собственный вкус в одиночестве, никто этого права у нее не отнимает…

Маше хотелось в Петербург, где живут люди образованные, тонко чувствующие и способные понять ее душевные порывы.

Молодые мужчины, бывавшие в доме ее отца и уделявшие ей много самого почтительного внимания, только подхлестывали ее желание скорее уехать из маленького скучного городишка, населенного такими убогими личностями.

Акцизные чиновники, гимназические учителя, молодые купцы — никто из них не казался Марии Мерцаловой интересным собеседником. Если кто-то из этих господ и читал какие-нибудь книги, то в лучшем случае Дюма или Вальтера Скотта, и никому не приходило в голову даже поинтересоваться, о чем писали Шопенгауэр или Кропоткин. А увлечение Маши химией и другими естественными науками казалось всем диким и даже противоестественным и не совсем приличным для молодой девицы.

— У Мерцаловых дочка совсем с ума съехала, — рассказывали друг другу демьяновские сплетники. — Лягушек на болоте ловит, а потом, говорят, режет им лапки ножиком. Вы можете вообразить что-нибудь подобное? Вот до чего излишняя образованность-то доводит! И какая из нее жена получится? Разве что с Семкой Ярышниковым они пара, тот тоже с малолетства на скотобойнях торчит и сам топориком телушек разделывает…

Демьяновская жизнь действовала на Машу угнетающе.

— Папочка, милый, я очень хочу в Петербург, — говорила Маша отцу. — Я задыхаюсь в нашем Демьянове, просто задыхаюсь. Я должна получить высшее образование, ведь ты сам всегда говорил, что у меня есть способности, я хочу общаться со светскими, интеллектуально развитыми людьми, я хочу пожить в столице, наконец! Что меня ждет здесь? Брак с вашим дурацким Семкой Ярышниковым, который не умеет правильно говорить по-русски и даже не стремится научиться? Семка уже пятый раз делает мне предложение, надоел до смерти, но вот назло вам с мамой возьму и соглашусь! И всю жизнь буду вас попрекать, что загубили меня… Папочка, ты же такой добрый, такой умный, ты всегда все понимаешь, ну отправь меня в Петербург, пожалуйста, у меня сил больше нет жить в этом городишке!