Судьба ополченца - Николай Обрыньба

Бросившиеся пастухи ничего сделать не могли.

— Оставить стадо, — кинул Дубровский и выругался на партизан.

Я подбежал:

— Разрешите, товарищ комбриг, выгнать стадо и догнать бригаду.

Мне было жалко, что стадо, которое недавно мы брали у немцев, может быть брошено из-за грозы и непослушного быка. Дубровский посмотрел с удивлением, не пред-.ставляя, что я смогу сделать, если колхозные пастухи и те не могут управиться. Я и сам не представлял, что можно сделать, да еще смертельно боясь быка и коров. Дубровский махнул рукой:

— Соберешь, то догоняй. Дорогу будем обозначать светом фонарика.

Бросился я в кусты, стал выгонять стадо. Мне казалось, что со мной много пастухов, но их было всего двое, пожилой и мальчик, а стадо — в шестьдесят голов, с обезумевшим быком. Втроем, ободряя себя криками, кое-как собрали коров на опушку леса и еще видели свет фонарика, но скоро и он скрылся, и стала темнота полная, с грозой, молниями и грохотом грома. Еще не полили струи воды на землю, но это могло случиться в любую минуту, мы гнали стадо, не зная куда, так как место нового лагеря нам не было известно, и Сергей Иванович, так звали завхоза бригады, предложил гнать в колхозный сарай недалеко от Старого Села.

Подогнали к огромному колхозному сараю, стадо послушно входило в открытые ворота, и мы уже готовились вздохнуть с облегчением, но, к своему ужасу, увидели, что стадо входит, а новые коровы появляются сбоку. Оказалось, мы вгоняли в сарай, у которого все двери были разбиты — в одни вгоняем, а коровы выходят в противоположные. Побежал баррикадировать. Один проем заложил валявшейся тут же дверью, для другого нашел бревно, положил крестовиной. Когда операция по загону скота кончилась, оказалось, коров надо кормить. Стали шарить на чердаке, нашли сено. Дождь уже начал капать крупными каплями, и, таская сено то со двора, то с чердака, мы стали совсем мокрыми.

Но вот коровы мирно жуют сено, и мы, измотанные, еле живые, пошли к сторожу в хату, там горел огонек. Но хозяев нет дома, на полатях спят три партизана, мы улеглись на полу и тотчас заснули.

Не успели заснуть, как в окно постучали. Вошли партизаны. К моей радости, с ними был Юрка Смоляк, с которым вместе из плена бежали. Обрадовались друг другу, как будто встретились самые близкие, родные люди. Юрка, узнав, что я здесь делаю, стал сокрушаться, но сказал твердо:

— Сейчас же вставай и гони стадо через большак. Бригада прошла, мы только что сняли заслоны, но до утра успеешь проскочить. Пойдешь на Остров, а дальше не знаю. Место перехода большака — там, где мы на засаду полицаев наткнулись, когда бежали.

Да, надо опять тревожить «его величество» быка. Попрощались и, наскоро выпив воды из цеберки, вышли на улицу. После грозы и прошедшего дождя веяло свежестью, оттого что не выспался, было холодно. И опять началось! Мы забегали в сарай, кричали, размахивали руками — но коровы не хотели выходить. Уже начало сереть, надо торопиться. Пошел разведать дорогу и на сером песке увидел след глубокий от шквореня телеги, который волочился и оставил борозду. Да это же наша телега! Значит, по этой дороге прошли несколько часов назад партизаны. Но если гнать стадо, идя сзади, оно затопчет след, и мы не увидим, где будет поворот, где свернула бригада. Придется мне идти впереди, за мной пойдет бык, а за ним стадо, сзади будут подгонять пастухи. У нас еще оказалась одна лошадь, на ней едет Ленька, он совсем мальчик и устал ужасно.

Гнать бугая страшно, но чтобы он шел за тобой — это еще страшнее. Когда нужно заворачивать, «хозяин» тяжело сопит с нагнутой головой тебе в спину, и это хуже, чем на засаду немцев нарваться. Господи! за что мне такие испытания? И зачем я вызвался?! Но теперь сожалеть поздно, нужно идти.

Перешли большак. Уже стало видно, но еще не ехали немцы и было тихо, только слышно, как Сергей Иванович крикнет: «Та куды ты, проклята душа!» — и как огреет его палка спину непослушной коровы. Дорога в лесу свернула налево, на ней оставил след шкворень. Туман поднимался, и к рассвету, когда встало солнце, мы вышли на огромную поляну с озером, на бугре увидели избы. Дым поднимался из труб и пахло домашним, хотелось лечь и заснуть, забыв все. Но стаду совсем не хотелось забываться. Бык сам повел стадо на водопой. Недоёные коровы нервничали и ревели.

Пошел Сергей Иванович в деревню и через некоторое время привел шесть женщин с ведрами и бидоном. Хотя деревня и лесная, но жители боялись, уговорить было нелегко подоить партизанских коров. Побежало молоко тонкими струйками — сюр-сюр об ведро; мы пили молоко и заедали хлебом и вареной бульбой, которую принесли женщины. Работа шла быстро, мы отгоняли коров, которые подоены, они с удовольствием паслись и были покойны.

Распрощались с этими чудесными добрыми хозяйками, и опять я должен идти впереди, разглядывая, куда нас поведет след. Я все забываю сказать, что с нами еще больше сотни овец, это самые замечательные, самые безропотные коричневые копночки на ножках с тонкими копытцами, катятся себе за коровами и не лезут бодаться, и не устраивают истерик, какие устраивает бык. Идем лесом по следу, только ветки потрескивают да мукнет корова. Мы и они начали как бы понимать друг друга, даже это чудовище уже привыкло, чтобы я шел впереди: ушел я, и он остановил стадо. Где-то стреляют, но редкая стрельба — может, наши какой гарнизон потревожили?

Вышли к озеру, тянущемуся вдоль бугра с лесом, по которому мы и двигаемся, боясь дорогой у берега идти, чтобы нас не увидели с той стороны полицаи. На той стороне на буграх две деревни, стрельба между ними идет, но что там происходит, ума не приложу. Между деревьями наши коровы и овцы идут, я просматриваю внизу дорогу, ищу след, так мы продвигаемся.

Прошли озеро, в лесу остановились, надо на разведку идти, Сергей Иванович говорит, что скоро опять большак будет, обидно коров немцам в руки пригнать.

Иду на большак, след показывает — переходили тут наши дорогу. Но куда ушли дальше? За большаком болото. Как быть, гнать ли коров? Куда мы выйдем? Лежу в кювете, наблюдаю за дорогой.

Показалась телега, в ней сидят парень и девушка, очень миловидная, одета красиво, но скромно. Когда они поравнялись, я вышел на дорогу и взял лошадь за уздечку. Скомандовал:

— Слезай с телеги.

Парень и девушка слезли. Заставил их спуститься в кювет, лошадь отвел в сторону на обочину.

— Куда едете?

— В Лепель, — ответила девушка, но замешательства у нее не было.

Паренек был лет пятнадцати, молчал. Она в свою очередь спросила:

— Кто вы и почему нас задержали? Вот мои документы. Я сказал, что я партизан и мне нужно узнать дорогу.

— Для этого не обязательно держать нас в кювете.

Я тоже подумал, что надо что-то придумать другое. Девушка производила хорошее впечатление, взгляд открытый, спокойный. Обратилась ко мне:

— Может, отпустите мальчишку? А я постараюсь вам помочь.

Я понял, что при пареньке ей почему-то неудобно говорить, отпустил парня. И начался у нас разговор. Почему, сам не знаю, но к ней было сразу доверие, и я ей сказал все начистоту, что я разведчик и что ищу дорогу перегнать скот в новый лагерь. Девушка ответила просто: