Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Евгений Аврутин

– Неправда твоя, Лев Иванович, – собеседница возвысила голос, – над таким обещанием твоей опеки нет. Проиграл бы Сашенька тысячу рублей в вист – тебе платить. Но в плен попасться – не в карты проиграться, и тебе за такой долг не расплатиться. И как же ты заставил Сашеньку про своё слово забыть? Если бы запер, да ключ в карман, ещё полбеды. Нет, ты не его сделал узником, ты сам себя в аманаты[64] взял, да ему собой и грозишься!

Лев Иванович смотрел на собеседницу недоуменно, но в недоумении чувствовалось усталое лукавство – «вообще-то понимаю, о чем ты говоришь».

– Ты же мне сам говорил: если Саша погибнет на войне – не переживу. И ему это говорил, так ведь? Мол, уедешь под Севастополь, а моё сердечко не выдержит. Спасибо, что не споришь. Значит, или клятву нарушь, или дядю погуби. Выбирай, Сашенька! Он же любит тебя, Лев Иваныч. Ты ему стал вместо отца. А сейчас ведёшь себя, как баба! Лёг на пороге, знаешь же, не перешагнёт он через тебя! Его клятва изнутри распирает, я это поняла, как с ним поговорила. Жаль, ты не видишь!

– Погибнет он на этой глупой войне, – глухо сказал Лев Иванович.

– Веришь ты сам, не веришь, все равно Бога не гневи, – тихо, но чуть ли не с физическим нажимом сказала Катерина Михайловна. – Кому, когда и от чего погибать, не в нашем рассуждении. Сам знаешь про офицеров, на Кавказе уцелевших, а в России – застрелившихся из-за карточного долга. В реке утонувших, от печи угоревших. Не всякий на войне смерть находит. Но если ты его не отпустишь, скоро ты Сашеньку не узнаешь. Он тебе говорил про обещание под Севастополь образок отвезти мичману? Говорил, значит. Так ты его делаешь двойным вероломником. Такое без следа не пройдёт. Хочешь воспитать из него джентльмена, гражданина, человека, честного перед Богом и людьми, а вырастет – Манилов.

– Хочу, чтобы он просто вырос сначала, – вздохнул Лев Иванович. – Ты же знаешь Сашеньку, он сразу на штыки полезет.

– Поэтому, – улыбнулась Катерина Михайловна, – я и хочу его взять вместе с Жанной. Я и Данилыч за ним присмотрим. Знакомых в командовании у меня достаточно, взять хотя бы князя Васильчикова. Место ему присмотрим, чтобы и пороха понюхал, и не торчал день-деньской в первой линии.

– Спасибо, что не обещаешь, – горько усмехнулся Лев Иванович, – сам знаю, нельзя на войне обещать.

– Потому и не обещаю, – тихо ответила Катерина Михайловна, – сама на войну провожала, не все возвращались. Знаю одно: не отпустишь Сашу – погубишь его.

Оба замолчали, да казалось, что слышали за окном шелест падающего снега.

– Отпускаю, – наконец сказал Лев Иванович. – С тобой. Забирай его, Катюша. И береги.

– Спасибо. Буду стараться. Так волей отпускаешь?

– Волей.

– Это хорошо. Хотела, чтобы ты его доброй волей отпустил. А теперь буду стращать, только если не начнёшь спрашивать, где я страхи раздобыла. Не спросишь? Так вот, то, что наша Жанна – Джейн, известно не только тебе и Марфуше. В одном ведомстве известно, догадайся в каком. Мне уж нет времени выяснять, какая тёмная душа нашлась, сам разберись, если хочешь. Одно скажу: не только Жанне надо поскорее покинуть Рождествено, но и Саше. Не то в такую историю попадёт, что с его характером попасть не лучше, чем на войну.

Лев Иванович пристально взглянул на собеседницу, но та без малейшего кокетства помотала головой – нет, никаких подробностей. Догадайся.

– Царь умер – слуги те же, – тихо сказал Лев Иванович.

– Да. Потому в путь и поскорее. Лучше завтра – каждый день дорог. И тебе будет спокойнее жить, спровадив подданную королевы Виктории.

* * *

Для Джейн этот вечер оказался непростым. Ей приходилось скрывать свою радость, неуместную на фоне грусти Льва Ивановича. Саша тоже немножко грустил, жалея дядю. Правда, когда Катерина Михайловна поведала ему об итогах разговора со Львом Ивановичем, он так громко крикнул «ура», что качнулась люстра.

Дядя Лев, конечно же, грустил, но виду не подавал. С отъездом племянника он не просто смирился, он начал собирать Сашу в дорогу: давал советы, причём весьма разумные. Он не только советовал не играть в карты, но и объяснял, как отличить шулера от азартного игрока, как правильно пить, если уж не пить нельзя. Объяснил, при каких симптомах следует лечиться самому, а при каких все же надо сдаваться докторам. Насчёт самой войны почти не пугал, только советовал любому приказу своего командира, даже самому глупому, не просто подчиняться, а подчиняться не раздумывая: «Все равно война тебе в новинку, сам ничего умнее не придумаешь».

После некоторой дискуссии было решено, что Саша под Севастополь, как и в Финляндию, отправится без прислуги. Это советовала Катерина Михайловна, любительница быстрых поездок. Каждый посторонний пассажир отяжелил бы повозку, а второй экипаж сразу бы убавил скорость. Данилыч же, по словам Катерины Михайловны, не знал разве что белошвейное мастерство. И то его не спрашивали.

Джейн старалась не присутствовать при этих разговорах: пусть Саша пообщается с дядей, а они сами в дороге поговорят, сколько захотят. Она прощалась с Рождествено. Постояла в полюбившемся ей зимнем саду, ещё раз полюбовалась на снег за окном, трогая рукой ствол пальмы. Попыталась утешить Марфушу, понимавшую, что молодой барин уезжает, обещала беречь Сашу как может.

Потом Джейн спустилась на конюшню попрощаться с Карагезом. Конь, увидев уже привычную наездницу, заржал радостно и тревожно.

– Не пугайся, Карри, – Джейн рассмеялась, погладив коня. – Сегодня вечером мы никуда не поскачем. Вообще, Лев Иванович, хоть и любит английские привычки, обходится без верховых прогулок. Так что жди возвращения Саши. Будут приезжать дочки соседских помещиков, Саша сядет на Султана, а какая-нибудь Masha или Ana – на тебя. И вы будете кататься вдвоём, а он начнёт рассказывать ей про глупую английскую девчонку, которая убежала ночью, и её чуть не съели волки. И ты будешь ржать, как сейчас, – пусть верит, так и было.

Джейн надеялась, Саша будет рассказывать про неё. Потому что непременно будет вспоминать, и эти сравнения окажутся не в пользу Ana. Ведь эта девочка вряд ли смогла бы перебраться по тросу с парохода на рыбачью шхуну и, конечно же, хуже ездит на коне. Она станет мучить Сашу просьбами сбавить аллюр, ездить дорогой, а не полем, может быть, даже свалится с коня.

Джейн, представившая такую поездку, чуть было не попросила Карри непременно сбросить робкую наездницу, но устыдилась своих мыслей, покраснела и чуть не застыла перед денником.

«Какие глупости! Мы расстанемся на развилке между русскими и английскими позициями, я пойду к своим, он – к своим. Потом я непременно напишу ему письмо – надо уточнить адрес. Зачем же ему вспоминать меня, да так, чтобы из-за этого другие девочки падали с лошади?»

– Правда, Карри, это глупость? Веди себя хорошо, никого не сбрасывай, но и не скачи к реке в ноябре, сколько бы тебя ни шпорили. Ладно? Давай-ка я тебя нарисую.