Обмани меня дважды - Мередит Дьюран

Оливия нарочно решила упомянуть о Маргарет. Она надеялась, что на этом разговор прекратится. Однако Марвик всего лишь пожал плечами.

– Да, на нее было приятно смотреть, – промолвил он. – Но она не была красивой.

Оливия невольно улыбнулась.

– Но это смешно! Может, вы хотите сказать, что в фонарном столбе тоже есть красота? – Она прикоснулась к своему подбородку. – Безупречный квадрат?

Глаза Аластера следили за ее рукой.

– Ваш подбородок говорит о решимости, – сказал он. – И о смелости. Да, эти качества характера красивы.

– Я говорю о своей челюсти.

– Ваша челюсть кажется мне именно такой.

Оливия почувствовала, что ее охватывает смущение. Неужели он серьезно говорит такое на полном серьезе? На вид он вполне серьезен. И смотрит на нее без тени улыбки.

Неожиданно Оливии стало не по себе под взглядом Аластера. Она снова повернулась к окну. Если он насмехается над нею…

– Очевидно, я кажусь вам привлекательной, – ответила она. – Да, я довольно мила, в этом нет сомнения. У меня есть все зубы. Но это все нельзя назвать красотой. Вот что я хочу сказать.

– Самообладание, – промолвил герцог. – Достоинство. Замечательные качества. Я вижу их в вашей прямой спине. В вашей осанке.

Неужели все это так заметно? Оливия никогда этого не понимала. Она зарделась от совершенно незнакомого удовольствия, порожденного, по сути, отрицаемым ею тщеславием.

– Я – пятый герцог Марвик, – сказал Аластер. – А также граф Бекден и барон Уэллзли. Я обладаю многими качествами, но я не глуп.

Оливия подняла глаза на облака.

– Гибкость, упругость, – продолжил он. – Их можно увидеть в вашем подбородке. – Потом он сухо добавил: – Разумеется, эти качества граничат с упрямством, но все хорошие черты превращаются в изъяны, если злоупотреблять ими.

Оливия бросила на него быстрый, насмешливый взгляд.

– Ну да, как, например, такая манера делать комплименты, что они больше смахивают на критику, – вымолвила она.

Аластер улыбнулся. А она снова посмотрела в окно, но на сей раз – затаив дыхание в надежде (как это смешно с ее стороны!), что он может продолжить.

Марвик так и поступил.

– В живом, меняющемся цвете ваших волос есть страсть, – пробормотал он. – Каждый раз, глядя на них, я вижу какой-то новый оттенок. Я насчитал по крайней мере девять.

Он пересчитывает оттенки ее волос?

– В ваших бровях виден ум. Если вы хмуритесь, в них появляется задумчивость, когда вы пытаетесь определить, серьезно ли я говорю. А я говорю серьезно. Вы поступите мудро, поверив мне. Я уже довольно долго изучаю вас. В конце концов именно ваше лицо я увидел первым после долгих месяцев затворничества. Увидел сквозь тьму. Мне кажется, я знаю его лучше, чем вы, если вы сомневаетесь в собственной красоте.

Если до этого Оливия удерживала дыхание, то теперь она не могла совладать с ним. Она вопросительно посмотрела на герцога, и выражение его лица… Оно стало серьезным, нежным, сосредоточенным. Еще в тот раз, в саду, Оливия спрашивала себя, сможет ли какой-то другой человек еще когда-нибудь посмотреть на нее так, как смотрел Марвик. Ей и в голову не приходило, что этим человеком снова окажется он.

Но она втайне надеялась на это.

– Вы безумны, – прошептала Оливия. Она была потрясена. – Может, это вам нужны очки?

Он ласково улыбнулся.

– В изгибе ваших губ видны юмор и ум. А в ваших глазах… – Его улыбка погасла. – Надежда.

Оливия с трудом сглотнула. Он уже говорил об этом в библиотеке.

«Вы всегда будете так на меня смотреть?» Оливия прикусила губу, чтобы удержать слова, готовые соскочить с языка, и приложила руку к груди, в которой что-то болезненно сжалось. Потому что ответ на этот вопрос ей был известен лучше, чем герцогу. Он думал, что никогда не вернется к прежней жизни. Но однажды это случится. Мир не захочет двигаться вперед без него. А он, само собой, не захочет оставаться на вторых ролях.

Марвик перестанет смотреть на нее так, когда вспомнит, кто он такой.

Карета остановилась. Оливия заставила себя выглянуть наружу. Она не узнавала дом. Всего лишь одноэтажный, обшитый досками с облезшей от времени белой краской, он едва ли превосходил по размеру коттедж, в котором она выросла. Невдалеке от него стоял каменный сарай, отделяемый от дома целым полем волнующейся на ветру травы.

– Конечно, – сказал Аластер, когда карета остановилась, – последний элемент, внешне ничем не примечательный, но проявляющийся во всем сразу, – это ваша смелость.

Оливия глубоко вздохнула.

– Я знаю, что вы готовы встретиться лицом к лицу с этими людьми – членами вашей семьи, Оливия. Но вы можете не делать этого. Вы можете остаться в карете, пока я говорю с ними. А потом, если они захотят вас увидеть, то смогут сами подойти к вам. Думаю, вы этого заслуживаете – быть той, к кому подходят.

У нее перехватило горло. Аластер не упомянул доброту. А ведь это была его черта, которой ей недостает. Доброта пронизывает все его существо, хоть он и пытается это скрыть. Возможно, она – единственный на свете человек, который сумел разглядеть в нем добро. Казалось, даже сам герцог настолько слеп, что не видит его.

– Спасибо вам, – отозвалась Оливия. – Но сегодня… Кажется, сегодня я хочу все сделать сама. – Он считает ее очень храброй, но без него она никогда в жизни не решилась бы приблизиться к этим сплетницам на променаде. Находясь рядом с Марвиком, она обнаружила, что некоторые части ее существа сделаны из стали, защищенной доспехами, и это ей очень понравилось. И теперь она ими воспользуется. – Я хочу покончить с этим одним махом.

Герцог пересел на свое место.

– Что ж, тогда удачи, – сказал он, поднимая ее руку, чтобы запечатлеть на ней единственный поцелуй, который пробрал Оливию до самых костей.

* * *

У миссис Холлидей, седовласой и маленькой, были розовые щеки и ясные глаза, как у героини волшебной сказки – белой ведьмы, которая спасла детей от волков. Но миссис Холлидей носила траурную вдовью повязку, а ее вежливое приветствие у дверей было каким-то вялым – она явно очень устала.

При виде ее черного траура и пряди волос, опускающейся к морщинистой шее, Оливия замолчала. Марвик говорил от имени их обоих, но назвал только себя и добавил, что сюда их привело деликатное, но очень срочное дело.

– Вам надо присесть, – сказал он, – прежде чем мы начнем беседу.

Миссис Холлидей привела их в гостиную, где был накрыт чайный стол. Вручив гостям по чашке, она сказала с вежливой, но смущенной улыбкой:

– Так чем я могу вам помочь?

Оливия вздохнула.

– Возможно, вы не узнаете меня, – промолвила она. – Но моей матерью была Джин Холлидей, ваша дочь.