Бунтари не попадают в рай - Татьяна Никандрова

к чему такому, – продолжает она, слегка розовея. – Даже в шутку. Извини.

Ох… Как хорошо, что она это сказала. Напрямую и не юля.

Ведь я, говоря по правде, тоже совершенно не готов. Мне еще нет и восемнадцати, а я уже по горло сыт это сукой-любовью. От нее сплошные боль и разочарование. Аж тошнит. Что мне действительно нужно – так это беззаботное ни к чему не обязывающее общение с неглупым собеседником.

Раньше я тусовался с Глебом, но с тех пор, как он сошелся со Стеллой, между нами будто пробежала кошка… Нет, мы по-прежнему друзья, только вот созваниваемся очень редко. А видимся и того реже. Он постоянно занят, а я… А я просто не знаю, как нам перевернуть страницу под названием «моя бывшая теперь твоя настоящая». Да, нас со Стеллой не связывали великие чувства, но она была моей девушкой. И близким человеком. А теперь она с ним, с Глебом, и я понятия не имею, как примирить в своей голове эти полярности: бывшую и друга. Они ведь теперь вроде как неразделимы.

В общем, пока наши с Бестужевым отношения стоят на паузе. Я не навязываюсь, он тоже. Хотя допускаю мысль, что ему тупо не до меня. У них со Стеллой там свои американские горки: любовь, страсть, гормоны…

Я в общем-то рад, что у них срослось, но вот мне, оказывается, тоже нужен друг. Трудно находиться в толпе людей и при этом ощущать абсолютное одиночество. Трудно, когда не с кем поговорить о наболевшем. И шарахаться по улицам одному – тоже трудно.

В этом городе мне предстоит провести не меньше месяца, и будет здорово, если получится хоть как-то скрасить унылые дни.

Ася вроде ничего. Приятная. Хоть и не от мира сего немного.

Поэтому мы с ней можем со спокойной совестью отринуть гендерные стереотипы и расслабиться. Нам обоим не нужны отношения. Мне – потому что я устал от сердечных терзаний, а ей… Хм, даже не знаю. Возможно, у нее за плечами тоже есть душещипательная история неразделенной любви.

– Ладно, я тебя понял. Никаких свиданий, – улыбаюсь я. – Может, тогда устроим антисвидание?

– В смысле? – Ася недоверчиво изгибает бровь.

– Просто пошатаемся по городу, поедим шоколадного драже и обсудим все части Гарри Поттера? Наверняка у тебя найдется парочка критических комментариев на этот счет. Например, почему Гриффиндор – выше Пуффендуя? Или почему за импульсивные поступки главного героя всегда расплачивается кто-то другой? Что, я угадал? – подначиваю я. – Никакого флирта, никаких провожаний до дома и никакой романтики. Что скажешь?

Романова молчит, буравя меня пристальным взглядом, а затем наконец деловито поправляет ранец и учительским тоном выдает:

– Ну, во-первых, я не считаю, что Гриффиндор – выше Пуффендуя. А во-вторых, в магазине сладостей на Голосова продают самые вкусные шоколадные конфеты в городе. Сходим туда? Я куплю пару пакетиков.

– Может, лучше я куплю? – выдаю с усмешкой.

– Нет, я. Ты забыл? Это антисвидание. Значит, девушка платит.

Глупая улыбка растягивает рот до ушей, а внутреннее напряжение как-то резко спадает. Будто клапан открутили.

Я неспешно бреду рядом с Романовой и вдруг отлавливаю себя на интуитивном, но вполне отчетливом ощущении, что невидимые барьеры, нагроможденные страхом, болью и зацикленностью, рассеиваются. С глаз будто спадает пелена, а измученное сердце поднимается с колен.

Сейчас я снова свободен. Впервые за долгое время.

Глава 70

Стелла

То ли от новостей о пожаре, то ли еще по какой-то причине у мамы случается сердечный приступ. Прямо на работе. Об этом рано утром мне сообщает диспетчер скорой помощи. По ее словам, угроза для жизни родительницы миновала, однако ее все равно положат в больницу под наблюдение.

В подробности и медицинские термины я не вникаю: просто убеждаюсь, что мать в безопасности, и, сухо попрощавшись, сбрасываю вызов. Рискну показаться бездушной, но это даже хорошо, что она в больнице, в окружении врачей и медперсонала, а не бегает вокруг пепелищ нашего дома, заливая горе алкоголем. Там за ней хоть присмотрят.

– Ну, как твоя мама? – интересуется Глеб, когда я кладу трубку.

Синие глаза парня сосредоточены на моем лице, и я прямо кожей чувствую, что он в любую секунду готов броситься меня успокаивать. Однако в утешениях я не нуждаюсь. Наша с матерью связь уже давно оборвана, поэтому ничего, кроме смутного фонового беспокойства, я не испытываю.

– Жить будет, – глухо отзываюсь я. – Состояние стабильно, но в больнице она пробудет еще как минимум неделю.

– Значит, в ментовку ты пойдешь одна, – делает вывод Глеб.

– Да, – подтверждаю я, подрагивающими пальцами разглаживая несуществующие складки на юбке. – Я справлюсь, не переживай.

– Нисколько в тебе не сомневаюсь, дерзкая, – он ободряюще сжимает мою ладонь и подносит ее к своим губам.

Медленно целует пальчик за пальчиком, и я невольно закрываю глаза, проваливаясь в блаженную негу. Грудная клетка расслабляется, выпуская наружу судорожный выдох, и напряжение в висках постепенно сходит на нет. Удивительно, но рядом с Глебом любая беда кажется не такой уж беспросветной. Кажется, вдвоем мы действительно способны выдержать всё-всё.

Тихий, но настойчивый звук в дверь вынуждает меня вздрогнуть и распахнуть веки. Я чуть не забыла, что в квартире мы не одни.

– Эм… Доброе утро, – на пороге показывается Анна Валерьевна, мать Глеба. – Я там завтрак приготовила. Пойдемте чай попьем?

Если честно, меня до сих пор сковывает чувство неловкости перед этой скромной доброй женщиной. Мало того, что она впустила меня в свой дом, так еще и проявляет заботу, от которой я напрочь отвыкла. Собственная мать уже много лет не готовила мне завтраки, поэтому от слов Анны Валерьевны в горле встает першащий ком благодарности.

Черт… Оказывается, я совсем забыла, каково это иметь любящего родителя!

– Доброе утро! – взволнованно отвечаю я, выдирая руку из ладоней своего парня и по совместительству ее сына. – Да, конечно, мы с удовольствием.

Изображая готовность, вскакиваю на ноги и смотрю на Глеба, на губах которого застыла ироничная усмешка.

– Чего ты лыбишься? Пошли! – хлопаю его по коленке.

– Кто бы мог подумать, что ты такая подлиза, Кац, – с издевкой выдает он, когда Анна Валерьевна скрывается в коридоре.

– В смысле? – вопросительно хмурюсь.

– В присутствии моей матери ты косишь под божьего одувана, и, говоря по правде, это смотрится жутко смешно, – сообщает наглец.

– Что плохого в том, что я хочу ей понравиться? – шепотом возмущаюсь я.

– Ничего, – пожимает плечами Глеб. – Но ты понравишься ей в любом случае. Даже если просто будешь собой.

А вот в этом я совсем не уверена. Вряд ли спокойная и уравновешенная