Бригада (1-16) - Александр Белов

— Лежи! — надрывался он. — Не вздумай подниматься!

Белов незаметно ткнул красавца локтем в бок так, что тот мгновенно поперхнулся, и наклонился к уху брюнета.

— Ты что же такое орешь, падаль? — сказал он громким шепотом. — Ладно бы еще по-английски… Но ты ведь по-нашему, по-русски, желаешь поражения! Вот гнида!

Лайза почувствовала, что напряженность снова начинает нарастать и вспыхнувшая искра может стать причиной взрыва. Она деликатно взяла Белова за руку.

— Саша, о чем ты говоришь с этим человеком?

— Я… интересовался, где он купил такой красивый шейный платок.

Лайза страшно возмутилась:

— Тебе нравится этот платок?

— Конечно, нет, — нашелся Белов, — Платок совершенная дрянь, но ему он очень идет, согласись?

— Не знаю, — Лайза отвернулась и перевела взгляд на боксера. — Боже, как мне его жалко! Ведь это так больно! Пусть все скорее закончится!

— Он встанет, — сказал Белов. — Вот увидишь, он встанет.

Вокруг бушевала толпа. Саше приходилось повышать голос, чтобы Лайза его услышала. Слышал его и брюнет в белом костюме. Он не стал ничего говорить, только усмехнулся. Этак презрительно и самодовольно.

«Шесть, семь…» — отсчитывал рефери.

Степанцов уперся рукой в колено, собрался с силами и…

— Лежи! Не вздумай подниматься! — услышал Сергей чей-то противный голос.

Сергей оперся рукой на канаты. Теперь он видел лицо кричавшего человека. В нем было что-то фальшиво итальянское. И рядом — другое лицо, узнаваемое. Тот человек, о котором Сергей много слышал из газет и телевизионных передач… «Как его зовут? Белов!» — вспыхнуло в мозгу.

Точно. Это был Белов, и он что-то шептал на ухо человеку в белом. Шестеренки памяти вновь сцепились своими острыми зубчиками и совершили еще один оборот. «Это он приходил незадолго перед боем. Это он хотел, чтобы я лег. Но при чем здесь Белов? Они что, заодно?».

Все эти мысли промелькнули в его голове за считанные доли секунды. Осталось самое главное: прочная ассоциативная связь. Белов — белый костюм недоброжелателя — крик «Лежи! Не вздумай подниматься!». Цепочка замкнулась. «Они все против меня!» — подумал Сергей. Рефери подошел и спросил, все ли с ним в порядке. Может ли он продолжать бой? Сергей кивнул.

Рефери произнес стандартную формулировку: «Можете ли вы себя защищать?» Степанцов вытянул вперед обе руки. Рефери ощутимо надавил на сверху. Сергей напряг мышцы, показывая, что силы у него еще есть.

— Окей! — сказал рефери и дал знак сходиться: — Бокс!

Этого короткого слова было достаточно, чтобы к Сергею вернулось чувство времени. Внутренние часы, заведенные ударом гонга, отсчитывали последние секунды раунда. Ему надо было только выстоять. Дождаться перерыва…

Пятый раунд подходил к концу, и Буцаева это не устраивало. Парень пропустил удар. Пропустил красиво, не придерешься. Никто и не вздумал бы обвинять его в нечестной игре. Значит, все шло по плану. Но какого черта он делает? Почему он встает? Ведь сказано было: «Все должно случиться именно в пятом раунде»? Дьявол! Огромный куш уплывал прямо из-под носа!

Буцаев размахивал руками, пытаясь привлечь к себе внимание Савина. Он должен был напомнить этому зарвавшемуся старику, чего от него хочет Роман Остапович. Но Савин, как назло, не оборачивался. И в этот момент прозвучал гонг!

Пару мгновений Сергей не мог сориентироваться, в какой угол ему идти. Последние секунды раунда он убегал от Хьюитта, пытаясь хоть как- закрыться. А у того словно открылось второе дыхание. Хьюитт бил на выбор, размашисто, почти не контролируя свою защиту. Тут бы и выбросить акцентированный прямой в разрез между перчатками, наобум, на ощупь, вслепую…

У Сергея это всегда хорошо получалось: он мог вытащить соперника на себя, заставить его поверить в свое неоспоримое превосходство и, уйдя в глухую защиту, точно выстрелить по цели. В такие моменты цель не видишь, но ее чувствуешь — по ударам противника, по его хриплому дыханию, по расположению ног… Но даже на это не было сил. Апперкот сильно потряс Степанцова, и ему была необходима передышка.

— Сергей!

Голос Альберта. Сергей повернулся на голос и увидел синий угол.

— Сюда!

Он пошел в угол, изо всех сил-пытаясь не покачнуться. Савин уже выдвинул стул, слева стояло ведро. Назимов вытащил капу, дал Степанцову воды.

— Ты как?

— Нормально, — ответил Сергей, стараясь говорить разборчиво.

Альберт намочил холодной водой губку и прижал ее к затылку боксера. На спину потекли струйки. Врач еще раз намочил губку.

— Как голова? — спросил Назимов.

— Вроде на месте. Но тебе виднее.

Альберт улыбнулся. Если у парня еще остались силы шутить, значит, все не так уж плохо.

— Соберись! — говорил врач. — Соберись и боксируй!

Савин обмахивал Сергея полотенцем, но почему-то он не произнес ни слова. Степанцов посмотрел на него.

— Анатольич! Как?

Тренер еще сильнее замахал полотенцем. Он по-прежнему молчал. Перерыв подходил к концу. Сергей попытался заглянуть тренеру в глаза.

— Анатольич?

Савин убрал полотенце и повесил его на плечо. Степанцов испугался. В глазах у тренера стояла такая безысходная тоска, что становилось страшно.

Савин что-то сказал: беззвучно, одними только губами.

— Что? — переспросил боксер..

Ему показалось, или это и впрямь было? Но если так, то почему? и за что? Шли последние секунды перерыва. Назимов убрал чемоданчик и ведерко, сунул Сергею в рот капу. Савин шагнул обратно за канаты. Прозвучал гонг, и Сергей решительно поднялся со стула. В последний момент он обернулся и взглянул на Савина. На этот раз он был уверен, что ему не показалось. Тренер действительно сказал — тихо, так, что только он мог это расслышать.

— Прости…

Времени раздумывать над всем этим не было. Сергей вышел на середину ринга…

Этот псевдоитальянец уже откровенно надоел Белову. Он вел себя, как экзальтированная институтка, впервые посмевшая публично употребить вслух матерное словечко. Причем началось это именно в пятом раунде. Мужчина ругался и размахивал руками. Он словно забыл обо всем на свете. И почему-то. Белов это заметил — брюнета не столько интересовало то, что происходило на ринге, сколько поведение тренера Степанцова. Он почему-то все время обращался именно к нему.

В любом случае, это не могло, быть простой случайностью. Что-что, а грязную игру Белов чувствовал сразу. В его жизни было столько всего, что он давно научился разбираться в людях и отличать черное от белого. «Черное от белого…» — Саша усмехнулся. Это звучало нелепым каламбуром. Белый костюм, белая шляпа, черные волосы, — с одной стороны, и он сам — с другой. Александр Белов. Саша Белый.

Вот уж действительно головоломка. Мозаика. Разрозненные кусочки, не желавшие пока складываться в цельную картинку. Но где-то в глубине души у Белова зрело предчувствие, что этим