21.12 - Дастин Томасон

— Нет. Меня не поразило это проклятие.

Чель посмотрела на Стэнтона, который указал на свои глаза. Очки спасли ее — точно так же, как, должно быть, случилось с ними самими неделю назад в Лос-Анджелесе.

— Когда вы приехали сюда? — спросила женщина.

Чель объяснила, что они добрались до Киакикса примерно пять часов назад.

— Спроси ее, остался ли здесь в живых еще кто-нибудь, — велел Стэнтон.

— Человек пятнадцать или двадцать прячутся в уцелевших домах, — ответила старушка. — В основном на самой окраине. Но еще больше убежали в джунгли и ждут там, чтобы ветер унес злых духов. Нас спасет теперь только Хуракан — бог бури.

— Когда это у вас началось? — спросила Чель.

— Двадцать солнц назад. А ты и в самом деле Чель Ману?

— Да.

— Как зовут твою мать?

— Маму зовут Хаана, — ответила Чель. — Ты была с ней знакома?

— Конечно, — сказала старушка. — Меня зовут Янала. Мы с тобой встречались много лет назад.

— Ты — Янала Ненам? Дочь Мурамы — нашей лучшей ткачихи?

— Да.

— А из моей семьи кто-нибудь уцелел?

— Одна из твоих тетушек осталась в живых, — сказала Янала. — Инития-старшая. Она захочет тебя увидеть, но уже ходит с трудом. Придется тебе пойти со мной.

Они последовали за старушкой через сеть проулков, уходивших в сторону от главной улицы, а потом мимо кукурузного поля. Когда Чель увидела несколько стоявших домиков на пригорке, ее снова пронзило детское воспоминание — именно сюда носил ее на плечах отец.

Но только теперь никто не спешил по домам с мельницы, и музыки не было слышно совсем.

Их окружала полнейшая тишина.

Они подошли к сложенному из бревен небольшому дому с крепкой крышей из тростника, которая потому и уцелела. Пожилая спутница провела их в комнату, где стояла старая деревянная мебель, висели гамаки, а поперек была протянута веревка для сушки белья. Поверх большой каменной печки готовилась целая кипа лепешек, наполняя комнату ароматом жареной кукурузы.

Янала исчезла в задней части дома, а минуту спустя дверь, которая вела туда, распахнулась, и перед ними предстала еще более старая женщина. Длинные седые волосы она собрала в нечто вроде короны поверх головы, а одета была в пурпурно-зеленый хюпиль, расшитый полосами цветного бисера. Инитию Чель узнала сразу же.

Не произнеся ни слова, женщина медленно направилась к ним, опираясь на мебель.

— Чель?

— Да, тетушка, это я, — отозвалась она. — И я привезла с собой доктора из Америки.

В этот момент Инития оказалась в полосе света, и стали видны ее глаза. Оба они были покрыты молочно-белой пленкой. Катаракта — сразу поняла Чель. Но они, по всей видимости, и спасли ей жизнь.

— Поверить не могу, что ты снова здесь, дитя мое.

— Ты не заболела, тетушка? — спросила Чель, обнимая ее. — Ты хорошо спишь?

— Сплю, сколько боги дают в моем-то возрасте, — ответила Инития и пригласила их присесть вокруг небольшого деревянного стола. — Прошло так много времени с твоего последнего приезда, как вдруг ты снова появляешься, и именно в такой момент. Как это могло случиться?

С нарастающим удивлением слушала Инития рассказ Чель о событиях в Лос-Анджелесе.

— Ты была на главной улице, видела центр поселка, а значит, понимаешь, что злые духи проникли и сюда, — сказала она потом.

— Узнай у нее, кто в деревне заболел самым первым, — попросил Стэнтон.

— Мальсин Ханома.

— Кто это? — спросила Чель.

— У Волси не было родных братьев, а потому Мальсин Ханома — сын Малама и Челы — стал его напарником в поле. А потом они вместе отправились на поиски сокровищ затерянного города. Волси так и не вернулся. Назад пришел один Мальсин. Он сам был ранен, а на нас наслал эту напасть — проклятие от потревоженных душ предков.

— И быстро болезнь распространилась?

— Сначала заразилась семья Мальсина. Перестали спать их дети, а потом и все остальные, кто жил с ним под одной крышей. Бич богов неудержим, и уже через несколько дней злые духи стали множиться все быстрее.

Чель закрыла глаза, представив себе воцарившийся затем хаос. Сколько же дней потребовалось, чтобы ее соплеменники начали набрасываться друг на друга? Как быстро деградировали люди в Киакиксе, чтобы разрушить церковь, спалить школу, разгромить больницу?

— Как же много ужасов вам пришлось здесь пережить, тетушка!

Инития с трудом поднялась и жестом показала им следовать за собой в заднюю часть дома.

— Но не все оказалось ужасно, — сказала она.

Они пересекли двор и вошли в отдельно стоящую хижину, дверь в которую прикрывали пальмовые ветви. Вместе они отбросили их в сторону, открыв проход.

— Только не впускайте сюда духов, — донеслось сзади предостережение Инитии.

В нескольких гамаках, прикрепленных к стенам, они увидели по меньшей мере дюжину младенцев. Некоторые чуть слышно плакали. Другие лежали молча, бессмысленно тараща глазенки. Остальные спали, беззвучно дыша во сне.

Янала сразу же занялась самыми беспокойными, и Инития последовала ее примеру, начав укачивать плачущую девчушку, а другой рукой пытаясь с ложки влить кукурузный настой в маленький ротик мальчугана. Потом она вручила мальчика Стэнтону, а девочку передала на руки Чель. Малышка была совсем крошечной, с редкими прядками волос на макушке, с широким носом и темно-карими глазами, которые оглядывали все вокруг, ни на чем не способные остановиться надолго — даже на державшей ее Чель.

— Самые маленькие должны быть как можно ближе к своим матерям, спать с ними вместе, брать у них грудь, когда голодны, — сказала Инития. — Но матерей этих бедняжек уже нет с нами.

— Как же вам удалось их всех собрать здесь, тетя?

— Я знала все дома, где недавно родились дети, ведь обычно мы собирались вместе, чтобы отпраздновать появление на свет нового человека. И потому мы с Яналой отправились на поиски выживших. Некоторых спрятали под пальмовыми листьями, а другие просто остались в домах совершенно одни.

Чель посмотрела на Стэнтона:

— Как долго они еще будут сохранять иммунитет?

— Примерно шесть месяцев, — ответил он, прижимая к себе мальчика. — Пока не сформируются окончательно оптические нервы.

— Ее зовут Сама, — сказала Янала, указывая на девчушку, которую баюкала Чель.

— Сама? — Это имя было ей, несомненно, знакомо.

— Да. Она дочь Волси и Яноты.

Пораженная, Чель всмотрелась в малышку, в ее широко открытые, мокрые от слез глазки.

— Так это их дочь? Дочь Волси?