21.12 - Дастин Томасон

Чель оглядела комнату. Каменная печь, гамаки, маленький деревянный стол и стулья на покрытом известняковой крошкой полу, вывешенные для просушки после стирки хюпили. Это было место, где женщины занимались своим трудом неизменно на протяжении тысячи лет.

— Зачем же ей понадобился обман?

— Хаана, как никто, знала свой народ, — ответила Инития. — Она легко могла убеждать женщин, но мужчины не признавали веским слово женщины в том, что касалось военных дел. Чтобы поднять их на борьбу, Хаане необходимо было обрести мужской голос. Разумеется, она пришла в ужас, когда твоего отца увезли в тюрьму, но одновременно у нее появился шанс быть услышанной.

— Но когда он погиб, мама уехала отсюда, — все еще пыталась возражать Чель. — Она бросила вас на произвол судьбы и ни разу даже не попыталась вернуться. Как же мог поступить так человек, умевший писать подобные письма?

— Решение далось ей нелегко, девочка. Она беспокоилась, что ее разоблачат и арестуют, и тебя вместе с ней. Единственным способом защитить тебя было бегство.

— И все-таки почему же она не рассказала мне обо всем прямо?

Инития положила руку на плечо Чель:

— Пойми, твоего отца казнили за письма, которых он не писал. Представляешь, какое чувство вины охватило твою маму, когда это случилось? И пусть ее послания принесли огромную пользу, она все равно считала себя в ответе за его смерть.

Чель часто бросала матери в лицо обвинения в полной апатии, осуждала ее бегство из родных мест, но Хаана не обмолвилась и словом, чтобы оправдаться. Она молчала, храня в тайне от дочери, как отважно пыталась бороться и сколь многим пожертвовала ради своего народа.

— Твоя мама — серая лиса, — вновь напомнила Инития. — Она хитрее всех.

Чель же всегда считала, что этот вайоб матери совершенно не подходит. И только теперь поняла, как ошибалась. Древние майя наделяли вайобы всепроникающей силой, верили, что звериная и человеческая формы взаимозаменяемы, что духовное животное определяет судьбу человека, заранее показывая его потенциал. Лисица умела заставлять людей думать так, как ей было угодно.

И внезапно Чель пронзила неожиданная догадка. Она бросилась мимо печи к одной из сумок, порылась в содержимом и достала копию перевода кодекса.

— Все в порядке, дитя мое? — чуть встревоженно спросила Инития.

Чель до этого момента исходила из посылки, что Пактуль повел детей из Кануатабы через джунгли к месту, где когда-то обитали его предки.

Но что, если он имел в виду не людей?

В тексте рукописи писец нередко объединял в одно целое себя и свою звериную сущность — сливался со своим духовным животным. А Чель и ее коллеги ломали себе головы, почему в легенде говорилось только о троих основателях, бежавших из ныне затерянного города, тогда как их было четверо: Пактуль, Песнь Дыма и две девочки?

Но ведь ответ мог быть очевиден. Человек, которого звали Пактуль, не сумел отправиться в путь вместе с ними.

* * *

Вернувшийся Стэнтон застал двух женщин стоящими подле печи.

И в голосе Чель он услышал ту энергию, какой в нем не было со времени их разговора во дворе музея Гетти.

— Я думаю, мы собирались искать не там, где нужно. Озеро Исабаль не имеет никакого отношения к направлению, в котором отправилась «троица основателей».

— Что ты имеешь в виду?

— Пактуль писал не о своих человеческих предках. Нужно только внимательнее вчитаться в перевод, чтобы понять это. Местоимения «я» и «мы» он употребляет попеременно в отношении себя самого и своего духовного животного. В нескольких местах они звучат явно от имени его вайоба. И мы знаем, что при нем в то время действительно находился живой ара, поскольку, по его словам, другие тоже видели его. Например, наследник и дочери Оксиллы. Причем автор был уверен, что птица уже скоро отправится на воссоединение со своей стаей.

Чель открыла одну из страниц:

«Я объяснил ученику, что мое духовное животное остановилось в Кануатабе на пути великой миграции, которую каждый ара совершает со своей стаей, — писал Пактуль. — Через несколько недель, набравшись сил, мы продолжим это путешествие в поисках земли, куда наши предки-птицы уже тысячи лет возвращаются в период сбора урожая».

— Когда он обещал, что поведет их на землю своих предков, — горячо объясняла Чель, — я посчитала, что он имеет в виду людей — предков своей человеческой семьи. Но что, если сам он так и не покинул Кануатабу? Что, если его убили стражники, как он и предсказал, или же он намеренно остался в городе, чтобы дети могли бежать, никем не замеченные?

— Тогда кто же вывел их к Киакиксу? — спросил Стэнтон. — По-твоему, они следовали за птицей?

— Наследника обучили преследовать добычу сотни миль. А ара, повинуясь инстинкту, должен был вернуться к своей стае. «Киакикс» означает «Долина красных попугаев», и он расположен в точности на пути их миграции. В предании говорится, что «троица основателей», увидев на здешних деревьях великое множество ара, посчитала это добрым предзнаменованием. Что, если они последовали за одним из них, искренне веря, что идут за духом Пактуля?

Чель развернула подробную карту и нанесла на нее линию маршрута миграции ара.

— В разгар сезона они прилетают сюда с юго-запада, — продолжала она. — И держатся одного и того же пути очень строго. Это поможет нам определить точную траекторию движения и потом следовать ей.

Еще недавно столь умудренному опытом человеку, как Стэнтон, предположение, что трое детей могли следовать за полетом птицы сотню миль, показалось бы полным безумием. Теперь же он не знал, что думать, и, пусть это звучало неправдоподобно, ему не оставалось ничего, кроме как довериться интуиции Чель. Если им нужно двигаться сквозь джунгли путем миграции ара, значит, так тому и быть.

— Ты уверена, что это правильный маршрут миграции? — только спросил он.

Чель снова полезла в сумку и достала спутниковый телефон.

— Я нашла в Сети три сайта на эту тему, и на всех приведены одни и те же координаты. Можешь сам убедиться.

Она передала телефон Стэнтону, но, когда он попытался включить его, дисплей остался темным. Уже несколько часов назад батарея начала заметно сдавать, а теперь села окончательно. Они остались совершенно лишенными связи с внешним миром.

— Это теперь не так уж важно, — поспешно сказала Чель, которой, казалось, овладело лихорадочное возбуждение. — Мы получили то, что было нужно, и можем следовать маршрутом миграции.

И в этот момент Стэнтон заметил в ее глазах нечто, заставившее его похолодеть.

— Посмотри-ка на меня немного, — попросил он.

Чель не сразу поняла.

— Но я и так на тебя смотрю.

Он достал свою авторучку-фонарик и направил ей в глаз, наблюдая за зрачком. От света он должен был сузиться, а потом вновь расшириться.