Птица-лира - Сесилия Ахерн

– Мне плевать, что они себе думают. Мой рот, мои слова, мои мысли – они принадлежат мне, и только мне.

Соломон и Бо переглянулись. Соломон кивнул.

Рейчел была в роддоме с Сюзи. У Сюзи начались схватки. Но Лора хотела рассказывать немедленно, здесь и сейчас. Бо установила камеру на треногу. Соломон проверил звук. Оба работали быстро и без суеты. Настало время для истории Лоры.

Изабел становилось все хуже. Она быстро слабела. Домашние средства не помогли – все то, что они изобретали, делали для нее сами. От лечения в больнице она отказалась наотрез. Не желала проходить химиотерапию, полагалась на альтернативные методы, специальную диету. Провела очень тщательное исследование. Вместе с Гагой. Они всегда так делали, и как будто все, чему они в жизни научились, было подготовкой к этой беде. Изабел очищала печень, соблюдала диету с высоким pH, то есть ела богатую щелочами пищу, чтобы улучшить кислотно-щелочной баланс. А когда не смогла больше есть, пила по тем же правилам отвары.

– Если мне суждено умереть, – протянув руку, мать утерла слезу на щеке дочери, – по крайней мере, умру здоровой.

Лора улыбнулась, шмыгнула носом, втягивая в себя слезы, и поцеловала мамину руку.

Ателье перенесли в дом, чтобы, ремонтируя одежду, Гага и Лора могли одновременно ухаживать за больной, но клиентов Гага по-прежнему принимает в гараже. К ним в дом никто не входил. Укрывать от мира Лору всегда было для них первостепенной задачей, хотя теперь бабушке ужасно не хотелось даже на полчаса уходить от больной дочери. Лора понимала: хотя рядом с мамой остается она, Гага предпочла бы сама сидеть с ней. Она запустила работу, торопливо спроваживала клиенток, лишь бы не отлучаться надолго. Матери становилось все хуже, они дежурили возле нее ночами, договаривались по очереди, но обе они боялись проспать ту самую минуту. В один из таких дней, когда Гага все-таки вышла в гараж к клиентке, Лора осталась с мамой одна. И по ее дыханию поняла – что-то с ней происходит.

– Мамочка! – позвала Изабел тонким, словно детским голосом.

Первое слово за несколько дней молчания.

– Я здесь, мама, это Лора. – Лора взяла ее руку, поднесла к своим губам.

– Мамочка! – повторила больная. Широко раскрыла глаза и огляделась по сторонам в поисках Гаги.

Лора метнулась к окну, выглянула из-за шторы: что там делается? Гага все еще оставалась в гараже, на подъездной дорожке стояла чужая машина. Лора переводила взгляд с матери на гараж, чувствовала себя в ловушке, никогда еще в жизни не попадала в такую безнадежную ситуацию. Если позвать бабушку, клиентка тоже услышит, а то и увидит ее. У них был нерушимый договор: никто не должен знать о Лоре, пока она не достигнет совершеннолетия. Давний, безусловный, необсуждавшийся договор. И думать нельзя о том, чтобы открыться миру, когда ей нет еще и шестнадцати.

Лора разрывается между двумя невозможностями: мамино дыхание слабеет, она уходит, Лоре нельзя звать Гагу, нельзя допустить, чтобы ее обнаружили, но не может же она позволить маме уйти, думая, что ее все оставили!

Паника жаркой волной заливает тело, пот выступает на лбу, течет и по спине. Сердце трепещет. Ледяной страх. Мама уходит… Лора готова орать, звать на помощь – но не может, потому что тогда ее разлучат и с бабушкой тоже. Она потеряет все.

Нельзя, чтобы мама умирала, чувствуя себя сиротой, какой станет она без мамы. Нельзя, чтобы Гага узнала – ее дочь умерла, сознавая, что ее нет рядом. Лора села ближе к маме, закрыла глаза и усилием воли призвала все свои способности, чтобы решить эту немыслимую проблему, помочь им обеим.

Она громко запела. Словно со стороны она слышала голос Гаги, голос немолодой женщины с йоркширским акцентом. Изабел крепко сжимала ее руку.

Соломон и Бо, затаив дыхание, следили за Лорой. Изменился не только голос, когда она запела ту песню, которой провожала мать: в нее словно бы вошел дух ее Гаги. Настоящее чудо. Бо обернулась к Соломону, посмотрела ему в лицо в первый раз с той минуты, как своей волей расторгла их отношения. Глаза ее были полны слез. Он потянулся к ней, взял ее за руку и почувствовал ответное пожатие. Лора открыла глаза и посмотрела на их руки – соединенные.

Бо вытерла слезы. Лора улыбнулась ей.

– Это был… – Бо откашлялась, справилась с эмоциями и попробовала снова: – Тогда ты впервые осознала свой дар?

– Да, – тихо ответила Лора. – Тогда я осознала это впервые. Но, когда осознала, поняла также, что делаю это не в первый раз.

Бо кивнула, попросила ее продолжать.

– Однажды, за много лет до того, мне сказала Гага. Мы лежали на траве за домом, я плела венок из ромашек. Мама читала книгу, она любила романы про любовь, бабушка их терпеть не могла. Иногда мама читала какую-нибудь фразу вслух, чтобы поддразнить Гагу. – Лора засмеялась. – Так и слышу, как они пререкаются. Бабушка затыкала уши и пела: «Ла-ла-ла».

Но сейчас Изабел не читает вслух. Все тихо. И вдруг Гага расхохоталась.

– Отлично вышло, Лора, – похвалила она.

Девочка понятия не имела, о чем это она.

– Прекрати, – сказала бабушке мама, отрываясь на миг от книги.

– Что такое? Этот звук был лучше прежних. Она совершенствуется, Изабел. С этим не поспоришь.

Лора приподнялась и села.

– В чем я совершенствуюсь?

Мама приподняла брови, подавая какой-то сигнал бабушке.

– Ни в чем, крошка, ни в чем. Не слушай Гагу, она уже старенькая.

– Дело известное. Но с ушами у меня пока все в порядке, – подмигнула внучке Гага.

Лора захихикала:

– Так расскажи мне!