Тень рыси - Виктория Холт

— Она не поправляется, — сказал доктор. — Она безразлична ко всему.

Чудесные блюда, которые готовила миссис Гли, не вызывали у нее аппетита. Миссис Гли чуть не плакала, когда они возвращались на кухню нетронутыми. Минту навестила Мод. Она принесла мед и желе из черной смородины. Мод сказала мне, что доктор сделал ей предложение.

— Оно было принято, конечно же, — сказала я. Она кивнула.

— Он все рассказал мне, и мы хотим удочерить Друсциллу. Разве это не чудесно? Мистер Херрик согласен.

Я рассказала об этом Минте.

— Все складывается хорошо, — уговаривала я ее. — Ты должна есть и поправляться. Как находишь сына?

— Ты можешь забрать его.

— Я! Как только ты поправишься, я вернусь в Австралию.

— Ты все-таки собираешься уехать?

Я заверила ее, что да. Она казалась очень грустной. Я сказала ей, что вернусь через несколько лет. Тогда, возможно, у маленького Чарльза будет сестренка или братишка. Она покачала головой.

Я, действительно, очень беспокоилась о ней. Мне было ясно, что что-то тяготит ее.

Меня измучила вина перед ней. Я все время думала о Минте. Иногда не могла заснуть целыми ночами. Однажды я встала и пошла к ней в комнату. Лампа горела всю ночь. В спальне было невероятно холодно — окно было распахнуто. Минта лежала на кровати в одной ночной рубашке, сбросив с себя все одеяла.

Я быстро закрыла окно и подошла к кровати. Потрогала простыни, они были сырыми. На столике стоял пустой кувшин для воды.

— Кто это сделал? — спросила я.

Подняла Минту с кровати и завернула в одеяло, усадила на стул, поменяла простыни, вскипятила воду и наполнила ею бутылки, потом уложила бедняжку в постель. Она вся дрожала и бредила, иначе я бы никогда не узнала, что ее мучило.

Я сидела и слушала ее бессвязную речь: о Стирлинге, обо мне, о себе. Она все знала. Она говорила о ребенке, который будет играть на лужайках Уайтледиз. Эта фраза часто преследовала меня.

— Как трудно умереть, — жаловалась она. — Я должна умереть — это единственный выход.

Теперь я поняла все. Я была поражена ее любовью к Стирлингу: она была готова умереть ради него.

Я приняла решение — буду ухаживать за ней, пока она не выздоровеет, я обязана вернуть ее к жизни. Стерлинг полюбит ее со временем, если меня здесь не будет. Мы должны избавиться от абсурдной мысли, что созданы друг для друга (иначе ничто не помешало бы нам). Стирлинг будет счастлив с Минтой. Может быть, это не будет всепоглощающая страсть, которую я испытала с Линксом. Да и к чему она? К тому же Стирлинг будет доволен тем, что исполнил желание отца.

Через неделю Минта начала поправляться. Я строго поговорила с ней, сказала, что знаю о ее намерении. Это не должно повториться. Малодушно лишать себя жизни.

— Даже ради других? — спросила она.

— Ради чего бы то ни было. Жизнь означает то, что нужно жить.

А она поведала мне о том, как узнала, что я и Стирлинг любим друг друга. Я вспомнила тот наш разговор и поняла, что это должно было убить Минту.

— Ты любишь Стерлинга, — сказала она. — Вы много значите друг для друга. В вас много общего. Вы сильные, предприимчивые люди.

— Кто знает, что такое любовь? — спросила я. — Время покажет. Любовь — это не внезапная страсть, она создается годами. Возможно, она у вас впереди.

— Но Стерлинг любит тебя. Он говорил с тобой так, как никогда не разговаривал со мной.

— Однажды это придет. Тогда он забудет меня.

— Не правда, Нора.

— Это может доказать только время. Я почти убедила ее. С каждым днем ей и ребенку становилось все лучше. Никогда не забуду, как она первый раз взяла его на руки. Я знала, что теперь ей есть ради чего жить.

Так же, как и то, что мне пора уезжать. Я отправлялась через три недели. Я объяснила Стерлингу, что ничто не заставит меня остаться. У него есть сын, жена, у него были обязательства перед Минтой.

Он все понял. Стерлинг понимал, что Минта думала, будто он собирается ее убить. Это сильно потрясло его, теперь он был нежен с ней и хотел защитить от любой неприятности. Это — начало, и со временем он полюбит ее.

Приехал Франклин сыграть в шахматы.

— Я решил отправиться в Австралию.

— Ты? Ты же ненавидишь ее!

— С чего бы это?

— Потому что… это не Англия. Там все по-другому.

— Почему бы и мне не перемениться?

— Зачем ты едешь?

Он посмотрел на меня внимательно и ответил:

— Ты знаешь.

— Нет, нет… — запротестовала я. — Только не из-за меня.

— Ты хочешь ехать. Единственное, что мне остается, это последовать за тобой. Я не могу потерять тебя.

— Но здесь твое поместье. Что будет с Уэйкфилд Парком?

— Я оставлю управляющего. Так просто. В сущности, я уже все уладил.

— Но ты любишь Уэйкфилд Парк.

— Есть что-то, что я люблю больше. Я не могла встретиться с ним глазами.

— Меня, например? — спросила я.

— Ну, конечно.

Я стояла на палубе» Брэндон Стар»и смотрела, как удалялись берега Англии. Однажды я уже покидала эту страну, но тогда рядом со мной был Стерлинг.

Теперь Стирлинг оставался в Англии, и я прощалась с ним, с Минтой, с ребенком, с Уайтледиз; рядом со мной был другой человек.

Стирлинг и я были похожи, а потому не особенно внимательны к иным — Франклину и Минте. Но именно они обладали той силой любви, которой были лишены мы. Минта готова была умереть ради Стирлинга, Франклин оставил здесь все, что ему дорого, и последовал за мной. Тогда что же такое любовь? Умеем ли мы со Стерлингом любить так?

— Скоро Англии не будет видно, — заметил Франклин. — Тебе грустно? Я повернулась к нему.

— Не так, как ожидала. Мы едем в великую страну, страну неограниченных возможностей.

Мы улыбнулись друг другу; любовь, которую я увидела в его глазах, согрела меня. Я хотела научиться любить так, как он — и как Минта, — подчиняясь не слепой страсти, а глубокой привязанности.

Земля скрылась за горизонтом. Я верила, что найду такую любовь.