Путешествие на Запад. Том 4 - У. Чэнъэнь

оглядываясь по сторонам, и обнаружил маленькую дверку, которая была плотно закрыта. Сунь У-кун все же пролез через щелочку и увидел большой сад. Оттуда доносились приглушенные стоны. Сунь У-кун полетел дальше и в глубине сада увидел кучу больших деревьев. К двум из них были привязаны люди. В одном из них Сунь У-кун узнал Танского монаха.

При виде наставника Сунь У-куна охватило такое нетерпение, что он не выдержал, принял свой настоящий облик и побежал к Танскому монаху, восклицая:

– Наставник!

Танский монах сразу узнал Сунь У-куна, и глаза его наполнились слезами.

– У-кун! – проговорил он. – Это ты? Спаси меня скорей! У-кун! У-кун!

– Наставник! Не зови ты меня по имени! – перебил его Сунь У-кун. – Нас могут услышать и разнесут весть о том, что я здесь. Поскольку тебе суждено остаться в живых, я, конечно, спасу тебя. А оборотень сказал, что уже съел тебя. И даже показал мне голову, только она была поддельная. Мы с ним уже успели схватиться разок. Ты не беспокойся, наставник! Потерпи еще немного. Как только я расправлюсь с этим оборотнем, я приду выручить тебя.

Великий Мудрец прочел заклинание, встряхнулся и снова превратился в термита. Он пролетел в средний зал и укрепился на потолке. В зале громко галдели бесы и бесенята, уцелевшие от побоища. Вдруг из толпы выскочил какой-то бесенок. Он приблизился к трону и бойко заговорил:

– О великий князь! Они убедились в том, что ворота завалены и им не разбить их, пали духом, пыл у них поостыл, и они смирились с тем, что потеряли своего наставника. Голову, которую мы им подсунули, они похоронили и сегодня целый день будут оплакивать своего наставника. Завтра, видимо, тоже проплачут целый день, а на третий день вернутся обратно. Мы узнаем, когда они уйдут, притащим сюда Танского монаха и разделим его на куски, зажарим и съедим каждый по дымящемуся кусочку, чтобы обрести долголетие.

Тут другой бесенок стал хлопать руками.

– Не говори, не говори! – закричал он. – Надо его сварить на пару, так гораздо вкуснее.

Третий бесенок перебил его:

– Лучше сварить в воде, меньше дров пойдет.

Кто-то закричал:

– Такую редкую добычу надо посолить и замариновать, чтобы подольше можно было лакомиться.

Сунь У-куна, который, сидя под потолком, слышал все это, охватила жгучая ненависть.

«Что дурного сделал вам мой наставник, за что вы собираетесь его съесть и придумываете, как бы лучше это сделать?» – подумал Сунь У-кун.

Затем он выдрал у себя клочок шерсти, пожевал его, легонечко выплюнул, прочел заклинание и велел всем ворсинкам превратиться в усыпляющих мошек. После этого он кинул их в толпу бесов и бесенят. Мошки стали забираться им в ноздри, и бесы скоро впали в дремоту, а через некоторое время повалились на пол и заснули крепким сном. Один только старый оборотень не уснул. Он то и дело тер себе лицо, все время чихал и теребил нос.

– Неужто он понял, в чем дело? – удивился Сунь У-кун. – Дай-ка я ему подпущу «еще одну»…

Он выдернул у себя еще один волосок, поступил с ним точно так же, как с клоком шерсти, и, превратив его в мошку, кинул ее прямо в лицо оборотню. Мошка забралась в нос и там начала путешествовать: она лезла в левую ноздрю и вылезала из правой, а затем – наоборот. Оборотень поднялся, стал потягиваться, раза два зевнул, лег на пол и захрапел.

Торжествуя, Сунь У-кун спрыгнул с потолка и принял свой настоящий вид. Он достал посох из-за уха, помахал им, и он стал толщиной с утиное яйцо. С одного удара Сунь У-кун вышиб боковую дверцу и побежал в сад.

– Наставник! – громко воскликнул он.

– Ученик мой, – простонал Танский монах, – сними с меня скорей эти ужасные веревки, они замучили меня!

– Не спеши, наставник! Обожди еще немного. Вот я убью оборотня, тогда и освобожу тебя!

С этими словами Сунь У-кун помчался обратно в средний зал. Он уже замахнулся посохом, чтобы убить оборотня, но вдруг остановился.

– Нет, так нехорошо! – сказал он самому себе. – Лучше убить его потом, когда освобожу наставника!

Он направился в сад, но тут его снова охватило сомнение: «Нет, лучше сперва убью, а уж потом освобожу!» – подумал он. Так раза два или три он передумывал и, наконец, подпрыгивая и приплясывая, направился в сад. Наставник увидел его и обрадованно спросил:

– Ты что? Наверное, радуешься тому, что твой наставник еще жив? Не находишь себе места от радости и пустился в пляс?

Сунь У-кун подбежал к наставнику и снял с него веревки. Поддерживая его под руки, он повел его из сада. И вдруг он услышал, как другой человек, тоже привязанный к дереву, закричал:

– Почтенный отец! Прояви великую милость и спаси меня!

Танский монах остановился.

– У-кун! – сказал он. – Развяжи его!

– Кто он такой? – спросил Сунь У-кун.

– Его схватили на день раньше меня, – ответил Танский монах. – Он – здешний дровосек. Говорит, что у него есть мать, совсем старенькая, он заботится о ней, проявляет к ней чувства сыновней преданности и почтительности. Спаси заодно и его.

Сунь У-кун согласился, снял с дровосека веревки, провел обоих через черный ход, помог взобраться на кручу и перейти вброд горный ручей.

Танский монах принялся благодарить Сунь У-куна.

– О мудрый ученик мой! – молвил он. – Благодарю тебя за то, что ты спас нас обоих! А где находятся сейчас У-нэн и У-цзин? – спросил он.

– Они оплакивают тебя, – ответил Сунь У-кун. – Ты можешь окликнуть их, – предложил он.

Танский монах собрался с силами и крикнул изо всей мочи:

– Ба-цзе! Ба-цзе!

Дурень до того наплакался, что у него голова кругом пошла. Утерев нос и глаза, он вдруг встрепенулся.

– Ша-сэн! – воскликнул он. – Душа наставника явилась к нам! Слышишь, зовет нас! Послушай-ка?

Сунь У-кун подошел и прикрикнул на него:

– Какая там еще душа? Не видишь разве, что сам наставник пришел!

Ша-сэн поднял голову, увидел Танского монаха и поспешно опустился перед ним на колени.

– О наставник! Сколько принял ты мучений! – воскликнул он. – Как это брату Сунь У-куну удалось выручить тебя?

Тут Сунь У-кун обо всем рассказал ему.

Этот рассказ привел Чжу Ба-цзе в бешенство, и он заскрежетал зубами. Дав волю своим чувствам, он схватил грабли и принялся разламывать могильный холм. Затем он вырыл голову из ямы и одним ударом размозжил ее.

– Зачем ты так поступил? – укоризненно сказал Танский монах.

– Ну как же, наставник! Неизвестно, чья это голова, а мы ее оплакивали!

– Может быть, благодаря этой голове я и получил спасение! – сказал Танский