Звезды нового неба - Илья Шумей

– Не будет никто тебя допрашивать! Кроме того, ты всегда можешь сказать, что подробностей не помнишь, да и вообще, после того, что тебе пришлось пережить, ты имеешь полное право вообще память потерять.

– Скажи спасибо, что еще жив остался, – поддакнул Косс.

– Ну, хорошо, допустим, я что-то там наплету. Но ведь я не один там был. Вы с Аннэйвом говорили на эту тему? – я посмотрел на своих собеседников, – он-то что скажет?

– Мне очень жаль, – Кадеста потупила взгляд, – но, боюсь, он уже ничего не скажет.

– Что с ним? – я подался вперед и чуть не слетел с табурета, – он погиб?

– Нет, но… в общем… – девушка замялась и, словно ища поддержки, повернулась к доктору.

– Да что с ним такое-то!?

– Он выжил, но находится в коме, – ответил Косс, – можешь навестить его, если хочешь.

– Да, конечно! – я выплыл из-за стола, – прямо сейчас?

– Пожалуйста.

– Вот это уж точно, неудачная идея, – пробормотала Кадеста, поднимаясь следом за нами.

Я пропустил ее замечание мимо ушей, и смысл его дошел до меня чуть позже, когда мы добрались до отсека, где находился Аннэйв. Кадеста опередила нас с доктором и зависла перед закрытой дверью.

– Что такое. Кади? – нахмурился Косс.

– Олег никогда не видел симбионтов вживую, – девушка кивнула на дверь, – думаю, человека стоит хотя бы немного подготовить к тому, что его там ждет.

– Черт! А я и не подумал, – доктор взял меня за локоть и доверительно зашептал мне на ухо, – мы перенесли его кокон к нам в медицинский отсек, но пока от систем не отключали, поскольку санкцию на окончательное отключение дает только Совет. У Аннэйва врожденные дефекты, так что красавцем он никогда не был, а еще и со всеми этими шлангами… Это зрелище мало кому понравится.

– Олежка, быть может, лучше не заходить? – предложила Кадеста, – ты все равно ничем ему не поможешь.

– Он спас мне жизнь, – я сделал глубокий вдох, – и хочу поблагодарить его лично.

– Ну, коли это так важно для тебя.

– Да, важно.

– Как скажешь, – Косс пожал плечами и открыл дверь.

Я не сразу сообразил, что к чему, но потом, сориентировавшись, разглядел среди переплетения шлангов и проводов продолговатый металлический бак. Одна из его стенок была сделана прозрачной, но отсюда, от входа, разглядеть, что же там внутри, не получалось. Я медленно подплыл ближе, внутренне приготовившись увидеть нечто неприятное, но все равно, когда внутренности кокона открылись передо мной, у меня вырвался судорожный вдох, и к горлу подкатила тошнота.

Мне здесь затруднительно предложить какую-то аналогию, которая могла бы дать представление о том, что я увидел. То ли щуплый синюшный комочек плоти с безвольно висящими в растворе худенькими ручками и скрюченными атрофированными ножками извергал из себя жгуты шлангов, которые, подобно черным червям, расползались прочь из проеденного ими насквозь тела, то ли наоборот, хищная машина запустила плотоядные щупальца в несчастную жертву, что угодила в ее ловушку. Человек и Машина срослись здесь настолько тесно, что стали уже неотделимы друг от друга, стали единым целым. Стали симбионтом.

Положив руку на корпус кокона, я почувствовал тепло, и это было не побочным продуктом работы некоего бездушного механизма, а естественным теплом живого существа. Я всматривался в мешанину проводов и никак не мог уложить в голове то, что я видел, с образом веселого, общительного и отзывчивого Аннэйва, которого я знал. Контраст оказался слишком разительным.

– Он… жив? – спросил я, не поворачивая головы.

– С точки зрения физиологии – да, – отозвался Косс, – но его мозг, боюсь, угас навсегда.

– Но что с ним случилось? Почему взрыв так фатально на него повлиял? Я же находился рядом с Аннэйвом, но сам не пострадал.

– Ты – человек, а он – наполовину машина. Нейтронный импульс от взрыва вывел из строя реактор его корабля и серьезно повредил целый ряд систем, в том числе почти все сенсоры, через которые Аннэйв получал информацию об окружающем мире. Его органы чувств, если можно так сказать.

– Но ведь датчики и прочие приборы можно заменить! Разве нет?

– Степень интеграции электронных и биологических систем столь высока, что сенсорная перегрузка вызвала что-то наподобие болевого шока и повлекла за собой отказ целых отделов головного мозга. Это уже необратимо.

– Что же будет с Аннэйвом дальше?

– Технически, мы можем сколь угодно долго поддерживать функции его организма, но без мозга это будет растительное существование, а не жизнь. Причем процесс этот требует весьма значительных ресурсов, а мы не можем себе позволить подобной расточительности. Думаю, в ближайшие дни Совет примет решение об Отключении, – Косс положил руку на мое плечо, – мне очень жаль.

– И ничего нельзя сделать!? – в моем голосе звенело отчаяние, – Он ведь спас мою жизнь. да черт с ней! Аннэйв уберег от уничтожения весь проект «Ожерелье», а, следовательно, спас миллиарды жизней! Неужели для вас это ничего не значит!?

– Я прекрасно тебя понимаю, Олежка, – Кадеста зависла с другого бока от меня, – мне тоже тяжело, ведь мы с Анни дружили с самого детства, но существуют вещи, над которыми мы не властны. Иногда, вопреки тому, что тебе хочется, приходится делать то, что необходимо.

– Я знаю, но. – на самом деле, мне нечего было сказать, все и так предельно ясно. Я в последний раз провел рукой по стеклу кокона, – прощай, Анни, и. спасибо.

Вернувшись в коридор, мы с Кадестой попрощались с доктором Коссом и направились назад к моей палате.

– Кроме нас с Аннэйвом кто-нибудь еще пострадал? – поинтересовался я, – «Ожерелье» хоть в порядке?

– Не знаю, – она покачала головой, – оттуда вывезли только ваш корабль и тело Куберта. О других пострадавших и повреждениях комплекса мне ничего неизвестно.

– Как это? – подобный ответ человека, который по долгу службы должен был находиться в курсе всех новостей, немало меня удивил, – ты рапортов с Земли не читаешь? Или… или ты все это время рядом с моей койкой просидела?

– Ну да, заглядывала время от времени, но причина в другом. После данного инцидента мы сразу отключили связь с Землей, так что рапорты нам больше не поступают.

– Как отключили!? Почему!? – я так обалдел, что застыл с открытым ртом посреди коридора, – и там даже не знают, где я и что со мной!?

– Да. Совет принял решение о замораживании любых контактов до выяснения всех обстоятельств случившегося. Они опасаются, что подобная диверсия может произойти и на «Ньютоне», и тогда последствия будут ужасны.

– Что за бред! Малгер уже мертв и ничего больше не взорвет. Да и смысл его затеи состоял в другом. Он, хотел чтобы именно ваша станция стала новой колыбелью человечества и собирался избавиться от Земли.