Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала - Борис Романов

Вероятно, главная беда крестьянского вопроса в России начала XX века была в том, что все «передовые» (именно в кавычках) партии (сначала РСДРП, после эсеры и большевики, а затем даже и кадеты) предлагали и обещали отдать крестьянам господскую землю — но если бы крестьяне имели понятие об аграрной статистике и знали бы, что дележка «господских» земель может увеличить их землепользование лишь на 15–20 % (а к 1917 году уже не более чем на 10 %), они, конечно, не стремились бы к ней, а занялись бы возможным улучшением собственного хозяйства и усовершенствованием системы земледелия (при старинной «трехполке» треть земли постоянно не использовалась)

Об этой проблеме писал известный зарубежный историк С. Пушкарев [92]:

А ведь коренная нравственность страны держалась, прежде всего, крестьянством. Наряду с трудолюбием, честь и достоинство составляли ее стержень. И вот, эту основу начала разъедать ржавчина лукавой и обманной агитации левых партий тогдашней России. Конечно, здесь можно было бы рассказать подробнее и о том, что к началу царствования Николая II триада «Православие, Самодержавие, Народность» была не лозунгом, а действительным стержнем крестьянской России, но ограничимся сказанным выше.

* * *

Каково было расслоение крестьянских хозяйств к началу XX века? Ленин в одной из первых своих работ «Развитие капитализма в России» (1899) на основе анализа земской статистики по европейской части России (по пахотным губерниям, с преобладанием зернового хозяйства) приводит следующие данные:

• безлошадные крестьянские хозяйства: 27,3 %;

• с 1-й лошадью: 28,6 %;

• с 2-мя лошадьми: 22,1 %;

• с 3-мя и более лошадьми: 22 % [60, т. 3, гл. X].

Правда, в эти данные Ленин не включил статистику по богатому Донскому краю и сделал оговорку о том, что в молочных хозяйствах надо бы учитывать число не лошадей, а коров. К областям, в которых преобладающее значение имели не зерновые продукты, а продукты скотоводства (молочное хозяйство), относились в конце XIX века богатые прибалтийские и западные губернии, а также небедные северные и промышленные, и лишь части некоторых центральных губерний (Рязанской, Орловской, Тульской, Нижегородской). В другой главе этой работы [60, т. 3, гл. V] Ленин дал статистику только по некоторым из этих последних, относительно бедных губерний. По его данным, ни одной коровы в хозяйстве не имели в этих нечерноземных губерниях около 20 % крестьянских хозяйств, одну-две коровы имели около 60 % хозяйств, а три и более — около 20 %.

В среднем же, по данным Ленина, на один крестьянский двор в центральной России приходилось 6,7 голов скота (в пересчете на крупный рогатый скот).

Значит ли все это, что 20–27 % крестьянских семей в европейской части России не имели ни лошади, ни коровы? Судя по всему, вовсе не так: скорее, 20–27 % хозяйств в пахотных (зерновых) уездах не имели лошадей, но держали коров, а примерно 20 % хозяйств в молочных уездах не имели коров, но имели лошадь.

Так или иначе, но, с соответствующими коррективами, можно предположить, что к беднякам можно было отнести не более (а скорее гораздо менее) 20 % крестьянских семей, к середнякам — около 60 %, а к зажиточным крестьянам (с тремя и более лошадьми и/или коровами) — около 20 %. Стоит отметить, что понятия «кулак» и «середняк» появились гораздо позже (в пору коллективизации), а тогда крестьяне делили себя на работящих и бездельников.

Однако так ли велико было расслоение между этими группами по уровню жизни, по потреблению продуктов (по питанию)?

Да, в большинстве бедных (безлошадных) крестьянских семей кто-то (глава семьи или один из старших сыновей) батрачил в зажиточных хозяйствах. Но в таком случае батрак питался из одного котла с членами семьи «кулака» и при переписях нередко записывался хозяином как член семьи.

Вот что пишет об этом С. Кара-Мурза [30]: