Продюсер - Павел Астахов

Та даже перестала хрустеть антитабачной закуской:

— Какой, Артем Андреевич?

— Уголовное дело. Оно не завершено. Убийца не найден. Вы все еще под подозрением. По крайней мере, Агушин твердит об этом без остановки. Как быть?

Вдова сразу поникла.

— А здесь какие могут быть варианты? Я, господин адвокат, запуталась окончательно. Может, вы что-то подскажете? А?

Медянская заискивающе посмотрела на Павлова и наклонила голову чуть вбок. Так, по ее мнению, получалось более жалостливо. Но Артем терпеть не мог никакого притворства и, не скрывая своего отношения к этому театральному жесту вдовы, поморщился:

— Виктория, прошу вас… Я ведь только ваш представитель. Не забывайте. Решения принимаете вы. Я их выполняю. В рамках поручения, возможности и закона. Если вы скажете прекратить заниматься наследством — я буду вынужден подчиниться. Если потребуете не помогать следователю искать убийцу… по каким-либо причинам… я тоже обязан подчиниться…

Артем затормозил и остановился. Ему нужно было видеть реакцию вдовы. У него родились определенные сомнения по поводу ее желания увидеть настоящего убийцу. Если, конечно, он вообще существовал, а убийство было-таки совершено.

Медянская резко отвернулась и, видимо, прикусила палец. Она не смотрела на Павлова, лишь плечи подергивались, как от холода. Пауза затягивалась. Наконец, она повернулась и совершенно спокойно, без эмоций и с каким-то стеклянным выражением глаз ответила:

— Делайте то, что обязаны делать. Вы — мой представитель, значит, защищайте меня. Это все, что я могу вам предложить на сей момент.

Геннадий Дмитриевич извелся. Он понимал, сколь многие тайны могут скрываться за этим делом, но сутки на завершение дела были уже озвучены, следовало спешить, и он решился и позвонил Генеральному.

— Мне бы помощь нужна — от смежников. Видеосъемки…

Генеральный невесело рассмеялся.

— А что именно тебя интересует? Не вошедшие в фильм кадры с Деми Мур?

Агушин подождал, когда приступ язвительности у Генерального пройдет, и продолжил:

— Бессарабский выходил на контакт с Гариком, и вскоре они оба погибли. А Гарика «крышу…» ну, это, как его… Гарик сотрудничал с наркоконтролем. У них должны быть записи переговоров Гарика и Бессараба.

Генеральный насторожился:

— А какое отношение это может иметь к раскрытию убийства Шлица?

— Самое прямое, — сглотнул Агушин, — Шлиц убит из-за денег, это ясно, а тут ведь, в разделе бабла, могут быть и крупные фигуры замешаны… типа Фроста да Ротмана…

В трубке наступила тишина. Мертвая тишина.

— Ты в здравом уме? — сухо поинтересовался Генеральный прокурор. — Может, ты еще и на Алима бочку… Или нет, я спрошу проще: у тебя хоть одна улика на Фроста или Ротмана есть?

Агушин облизал губы.

— Ну… прямых нет… но кто еще может организовать такое масштабное действо? И тебе слежка круглосуточная, и тебе миллион баксов с тела не взяли, и тебе…

— Забудь, — жестко рекомендовал Генеральный.

Но Агушин уперся:

— Мне нужны эти оперативные видеосъемки. Я знаю, что они должны быть.

Генеральный задумался:

— Хорошо. Через час они у тебя будут. Но сроков это не отменяет. Одни сутки. Затем можешь стреляться. Ты понял?

— Понял… — выдохнул Агушин.

А через час он получил все, что запросил, и понял, что время тикает, а решения он так и не принял.

Артем дописывал ходатайство о проведении бухгалтерско-экономической экспертизы. Он видел в этом спасение бизнеса Медянской. Назначение экспертизы в рамках уголовного дела приостановило бы любую перерегистрацию. Плюс в рамках такого исследования вполне логично было бы рассмотреть вопрос о возможных подтасовках, подделках и других нарушениях. Да, пока Павлов действовал только на бумаге. Но в процессуальных вопросах любой шаг должен фиксироваться, а предложения и просьбы принимаются исключительно в письменной форме. Адвокат отправил очередной документ в печать, а едва заурчал принтер, в такт ему зазвонил телефон.

Артем глянул на номер входящего звонка. Судя по первым трем цифрам, звонили из прокуратуры.

— Алло, — принял он вызов.

— Господин Павлов?

— Да. Слушаю. С кем я говорю?

— Следователь Кисляков. Я звоню по поручению старшего следователя Агушина. Он просил вас сегодня прибыть в следственный комитет.

— Вот как? Зачем, позвольте узнать? Если это вызов на допрос моих клиентов, то пришлите повестку. Если личное приглашение…

— Нет-нет. Ни то ни другое. Мы завершаем следствие. И Геннадий Дмитриевич объявит вам официально об этом.

Артем даже привстал.

— Вы серьезно? Заканчиваете? Что, Агушин поймал убийцу?

— Я не могу все вам сказать, Артемий Андреевич.

— Здрасте! Не могу сказать? А зачем тогда звоните? Помолчать? Вы уж скажите, зачем вызывают. Может, мне со своим адвокатом прийти? А вдруг вы мою Медянскую решили упрятать? Как же я ее самолично приведу? Может, мне еще попросить ее явку с повинной написать?..

Телефонная трубка возмущенно фыркнула:

— Ну, зачем вы так, господин адвокат?! Никого мы не собираемся арестовывать. Убийца уже известен. И это, скажу вам совсем по секрету, вовсе не вдова Медянская.

— Ну, спасибо! Уже легче стало дедушке — реже стал дышать. Во сколько вы нас примете?

— После четырнадцати часов.

— А пораньше никак нельзя? У меня сегодня еще несколько встреч.

— Думаю, вряд ли. В тринадцать Геннадий Дмитриевич должен быть в Совете Федерации.

Артем рассмеялся. Тут все было ясно как день.

— Ага! Все лучшее народным избранникам. То есть мы про раскрытие преступления века узнаем из газет?

— Артемий Андреевич, я и так вам слишком много уже сказал. Просто из уважения.

— И на том спасибо, господин Кисляков. Сердечно вам признателен. Но только вы уж не обессудьте, я как-нибудь в Совет Федерации тоже просочусь. Хочется, знаете ли, послушать господина Агушина. Не каждый день убивают таких великих людей, как Шлиц, и не каждый год раскрывают такие громкие преступления. Так во сколько Медянской прибыть?

— Пусть подходит к пятнадцати часам. Если повестка нужна, выпишем на месте. Договорились?

— О'кей! Будем в три.

Павлов отложил трубку и глянул на только что распечатанный документ. Его смысл и значение терялись в свете нового решения следователя. Если дело раскрыто, то никаких следственных действий больше не будет. А это значит, что приостановить отбор активов тоже будет невозможно. Артем замер и по давно отработанной методике представил себе мысленно барьер. Затем разбежался, толкнулся что было сил и перелетел его. На мгновение завис и — «щелк!» — щелкнул пальцами.