Легенда о Круге. Книга 1. Свой среди воров - Дуглас Хьюлик

– Скоро, – продолжила Одиночество, – речь пойдет не о державных стариках, одержимых паранойей, которые пускают слюни, а о трех активных, бодрых, толковых претендентах на трон, каждый из которых убедит себя в злонамеренности остальных. У них разовьются паранойя, слабоумие и бред величия, подкрепленные огромным государственным аппаратом. Уже сейчас каждое новое воплощение относится к своим предшественнику и наследнику намного хуже, чем первые пять веков. Открытая война между ними – вопрос времени.

– Гражданская война? – переспросил я, не веря.

Одиночество кивнула.

– Гражданская война между тремя императорами, каждый из которых регулярно возрождается из мертвых, жаждет мести, способен собрать и повести за собой армию. И так цикл за циклом.

– Но империя и раньше переживала кризисы, – возразил я не столь уверенно, как хотелось. – Правление Претендентов, Мятеж Бастардов, предательство Белых Кушаков под командованием Серебряного Ястреба – имперский двор выживал вообще без воплощений Стефана. Кто сказал, что он не справится с полоумным императором?

Одиночество скрестила руки.

– Сам подумай. Даже полоумный император остается императором.

А люди ему подчинялись. По крайней мере, одной из версий. Но если им придется выбирать между тремя станами, то в стране начнется хаос, которому не будет конца.

Мир, доселе шатавшийся, начал рушиться. Я чувствовал приближение ужасных событий. Когда нас накроет волной, она снесет все, и строить под ударом плотину может только глупец.

– Это не мое дело, – сказал я и встал поспешнее, чем хотел.

Картинка дрогнула, но сразу выровнялась. Моя забота – Келлз, сестра и собственно я, а не судьба империи.

– Я член Круга, и не мне противостоять императору, не говоря о херне со спасением империи. Пусть устаканивается сама.

– Ой ли? – лукаво поинтересовалась Одиночество. Она уже села и устроилась поудобнее. – Я так не думаю. Ты спрятал дневник не только потому, что боишься за свою шкуру, Дрот. Думай ты о себе, давно отдал бы его Келлзу, Никко, Тени, а то и мне. Это было бы просто, особенно для тебя. Но ты этого не сделал.

– Никто не застрахован от ошибок, – ответил я.

– Да, но ты-то не ошибся. И знаешь почему? Потому что в глубине души хочешь быть игроком. Ты знал, что дневник важен, а потому будешь важен и ты. И знаешь, Дрот, у тебя получилось. Ты в игре, и неважно, нравятся ли тебе финальные ставки. А я пригласила тебя, чтобы сказать, что теперь уже поздно умывать руки и удаляться.

– Смотри, как это делается.

Я пошел к двери, готовый к тому, что Одиночество кликнет Железо. Но та лишь вздохнула.

Потом произнесла то самое слово:

– Лицемер.

Я остановился, хотя и не обернулся.

– Что?

– Я наслышана о тебе, Дрот, – проговорила Одиночество. – Тебя описывают по-разному: крутой, опасный, упорный, умный. Слыхала и другое, не столь приятное. Но прозвучало слово, которого я почти никогда не слышу в разговорах о Кентах.

– Только от «честного» воздержись, – отозвался я. – На это даже я не куплюсь.

– Не честный, – возразила она со смешком. – Но близко к тому. Тебя называют человеком чести.

Теперь я повернулся.

Одиночество нацепила свою лучезарную улыбку.

– Представь, что так называют нас, «помойных крыс». Я слышала такие отзывы о ноблях, воинах, священниках – даже о купцах, помоги мне Ангелы, но очень редко – о Темняках, и никогда – о Носе.

Она поднялась. Я смотрел, как она шла ко мне и мягко давила мраморные осколки.

– Когда человеком чести всерьез называют такого, как ты, – тихо проговорила она, – я гадаю, правда ли это, или человек надышался дыма? Знаком ли ты с честью, Дрот? Предан ли ты не только боссу и друзьям, но и Кругу? Потому что о нем и речь. Если хочешь остаться в живых, держать дневник козырем в рукаве и заслужить наше серьезное отношение, то тебе придется понять, что дело выше твоих интересов. На кону стоит судьба всех Кентов – выживут ли они, угодят под хомут или будут истреблены властями. Ты не знаешь всей картины – она больше, чем одна организация. Мне кажется, что, не будь тебе это важно, тебя бы здесь не было. Думай ты только о себе, ты бы давно загнал или обменял дневник.

Одиночество сделала последний шаг и подступила вплотную. От нее исходил аромат ванили, кедра и летнего вина.

– Что скажешь, Дрот?

Я заглянул в ее зеленые глаза и понял, что мне не врали, когда говорили, что людей она подбирает сама. Она была хороша – дьявольски хороша. И вдобавок права.

Раньше я собирался – да к черту, мог и сейчас – дойти ради Круга до императора даже ценой измены Келлзу, изгнания и травли. Я должен был это сделать.

Но это не означало, что я обязан отдать дневник ей за красивые глаза и сладкие речи.

– Даже если ты права и я намерен спасти Круг, мне все равно непонятно, чего я добьюсь, передав тебе дневник. Если придется спасать нас от истребления, то я лучше пойду к имперцам. Если дневник и впрямь такой важный, я сумею договориться с императором к выгоде как для Круга, так и для меня. А если отдам тебе, то ничего подобного не добьюсь.

Одиночество медленно кивнула.

– Хорошо, – проговорила она. – Ты это понимаешь. Молодец.

– Что понимаю?

– Угрозу, исходящую от империи.

– Ну, это трудно не заметить: они окружили кордон и собираются перебить Кентов.

Одиночество покачала головой.

– Я говорю не о Десяти Путях, Дрот, и даже не о судьбе Исидора. Я внушаю тебе то, что император сходит с ума и три его воплощения вступят в войну и потянут за собой всех – всю империю, включая Круг. Тебе не приходит в голову, что мы окажемся по разные стороны баррикад? Что Серые Принцы с Тузами начнут ради личной выгоды служить разным хозяевам? Война охватит не только леса и поля, но выплеснется на улицы. Разве Стефан Дорминикос не воспользуется таким прекрасным орудием, как мы, несмотря на извечное к нам презрение, а после не избавится от нас, так как мы всего-навсего Круг?

Нет, Дрот, речь идет не о сиюминутной угрозе, а о нашей судьбе. О том, что случится через пятьдесят, сто, двести лет. Речь идет о выживании Круга как структуры, как образа жизни. Если империя падет, с ней настанет конец и Кругу. Как не бывает без света тьмы, так и его не будет без империи. Великая ирония в том, что если мы хотим сохранить империю, а с ней и Круг, то нам придется убить императора.

Я был прав, мне сразу не понравился наш разговор. Я сглотнул и попятился. Одиночество шагнула вперед.

– Какое мне дело до Круга через сто лет? – спросил я.

– А какое сейчас? – парировала она. – Ты давно мог выйти из игры, но не вышел, потому что ты один из нас и человек чести. Потому что ты умен и видишь картину в целом.